«Пришедшие на ум желания лишь слабо утешили,

Одно иль два печальных, скромных удовольствия

В бледном холодном свете надежды,

Посеребрившем их хрупкие крылья, тихо пролетели мимо…

Как мотыльки в лунном свете!»

Сэмюэль Тейлор Кольридж

«Юношеская военная песня»

На следующее утро Маргарет получила письмо от Эдит. Письмо было столь же пылким, восторженным и непоследовательным, как и сама писательница. Но Маргарет и сама обладала пылкой натурой, а потому чужая впечатлительность находила в ее душе отклик, — к тому же она привыкла с детства к характеру Эдит, а потому, читая письмо, совсем не замечала недостатков стиля.

Письмо гласило:

«О, Маргарет, тебе стоит уехать из Англии, чтобы увидеть моего мальчика! Он — очаровательный мальчуган, а в своих чепчиках он выглядит просто прелестно, особенно в том самом, что ему прислала ты — добрая, трудолюбивая маленькая леди с золотыми руками! Я уже заставила всех здешних матерей мне завидовать, а теперь я хочу показать его кому-то новому и услышать новые слова восхищения. Наверное, это все причины, а может быть, и нет. Нет, возможно, к этому примешивается любовь кузины. Но я так хочу, чтобы ты приехала сюда, Маргарет! Я уверена, это пойдет на пользу здоровью тети Хейл. Все здесь молоды и здоровы; у нас всегда голубое небо; у нас всегда светит солнце, и оркестр восхитительно играет с утра до ночи; и, возвращаясь к припеву моей песенки, — мой малыш всегда улыбается. Мне постоянно хочется, чтобы ты нарисовала его для меня, Маргарет. Не имеет значения, что он делает, — это самое милое, самое красивое, самое лучшее создание. Я думаю, я люблю его намного больше, чем своего мужа, который становится упрямым и раздражительным, он называет это «я обеспокоен». Но нет, он совсем не такой! Он только что принес новости о таком милом пикнике, который давали офицеры «Хазарда», стоящего на якоре в бухте. Но раз он принес такие замечательные новости, я беру свои слова назад. Разве никто не обжигался, сказав или сделав что-то сгоряча? Ну, я не могу обжечься, потому что поранюсь, и шрам будет уродливым. Но я забираю назад все свои слова как можно быстрее. Космо — просто прелестный ребенок, и совсем не упрямый, и не такой капризный, как муж. Только иногда он тоже бывает беспокойным. Я могу сказать, что без любви… обязанности жены… На чем я остановилась? Я знаю, что хотела сказать что-то особенное. А, вот… Дорогая Маргарет!.. Ты должна приехать и навестить меня. Тете Хейл это пойдет на пользу, как я уже сказала. Пусть доктор пропишет ей поездку. Скажи ему, что дым Милтона причиняет ей вред. Я не сомневаюсь, что так и есть. Три месяца (вы не должны приезжать на меньший срок) в этом прелестном солнечном климате, где виноград настолько привычен, как черника, совсем вылечат ее. Я не прошу дядю…» (Здесь письмо стало более лаконичным и последовательным: мистера Хейла следовало поставить в угол, как непослушного ребенка, за то, что оставил свой приход.) «…потому что, смею сказать, он не одобряет войну, солдат и музыкантов. Во всяком случае, я знаю, что многие Диссентеры — члены Мирного Общества[28], и я боюсь, что он не захочет приехать. Но если он захочет, дорогая, прошу, скажи, что Космо и я сделаем все возможное, чтобы он почувствовал себя счастливым. И я спрячу красное пальтишко Космо и его меч и заставлю музыкантов играть только серьезные, торжественные пьесы. Или, если они будут играть что-нибудь мирское и суетное, им придется играть в два раза медленнее. Дорогая Маргарет, если он захочет сопровождать тебя и тетю Хейл, мы постараемся доставить ему удовольствие, хотя я боюсь всякого, кто делает что-то для успокоения совести. Надеюсь, ты никогда не боялась. Скажи тете Хейл, чтобы не брала много теплой одежды, хотя боюсь, что когда вы вернетесь обратно, будет уже холодно. Но ты не представляешь, как здесь жарко! Я попыталась надеть свою роскошную индийскую шаль на пикник. Я долго поддерживала себя поговорками — «Гордость ? моя опора» — и тому подобными мыслями, но это было бесполезно. Я выглядела, как мамина собачка Крошка в слоновьей попоне, полузадушенная своим пышным нарядом. Поэтому я расстелила ее, как ковер, чтобы мы могли на ней сидеть. Вот и мой мальчик, Маргарет… если ты не упакуешь свои вещи сразу, как только получишь письмо, чтобы немедленно приехать и посмотреть на него, я подумаю, что ты — потомок царя Ирода!»

Маргарет хотелось хотя бы день пожить жизнью Эдит — без забот, в веселом доме, под солнечными небесами. Если бы желание могло перенести ее туда, — она бы уехала, просто на один день. Она страстно желала вернуть силу, которую могла дать перемена места… пусть всего на несколько часов оказаться в самой гуще той жизни, чтобы снова почувствовать себя молодой. Ей еще нет двадцати, а она вынуждена нести такое тяжелое бремя, что чувствует себя старухой. Это было первое, что она почувствовала. Затем Маргарет перечитала послание подруги и забыла о своих печалях ? письмо с его милой непоследовательностью живо воскресило в ее памяти саму Эдит. Маргарет весело смеялась, когда миссис Хейл вошла в гостиную, опираясь на руку Диксон. Маргарет поспешила поправить подушки. Ее мать выглядела слабее, чем обычно.

? Над чем ты смеялась, Маргарет? — спросила она, когда оправилась от слабости, усевшись на диван.

? Над письмом, которое получила этим утром от Эдит. Я прочту его тебе, мама?

Она прочитала письмо вслух, и временами казалось, что миссис Хейл слушает с интересом. Она поинтересовалась, какое имя дала Эдит своему мальчику, перечислила все возможные имена и все возможные причины, по которым ребенка можно назвать тем или иным именем. В самом разгаре всех этих рассуждений вошел мистер Торнтон ? он принес еще фруктов для миссис Хейл. Он не мог… да, по правде говоря, и не собирался отказывать себе в удовольствии увидеть Маргарет. Он полагал, что имеет право на небольшую награду. Это было твердое намерение человека, обычно благоразумного и сдержанного. Мистер Торнтон вошел в комнату, с первого взгляда заметив, что Маргарет здесь, но после холодного и сдержанного приветствия он, казалось, не позволял себе смотреть на нее. Он остался в гостиной только для того, чтобы преподнести персики миссис Хейл и сказать несколько добрых слов, а когда уходил, степенно прощаясь, его холодный и оскорбленный взгляд встретился с взглядом Маргарет. Она села бледная и молчаливая.

? Ты знаешь, Маргарет, мне действительно начинает нравиться мистер Торнтон.

Маргарет помолчала, а потом выдавила из себя равнодушное:

? Правда?

? Да! Я думаю, он в самом деле совершенствует свои манеры.

Вернув голосу прежнюю силу, Маргарет ответила:

? Он очень добрый и внимательный, без сомнения.

? Удивительно, почему никогда не приходит миссис Торнтон. Она, должно быть, знает, что я больна, раз прислала водяной матрас.

? Полагаю, она знает, как ты себя чувствуешь, от своего сына.

? Все же, мне бы хотелось повидаться с ней. У тебя здесь так мало друзей, Маргарет.

Маргарет понимала, чем обеспокоена миссис Хейл — она желала заручиться добротой женщины по отношению к дочери, которая скоро лишится матери. Но Маргарет не смогла ответить ей.

? Как ты думаешь, — сказала миссис Хейл, помолчав, — ты могла бы пойти и попросить миссис Торнтон навестить меня? Всего один раз, я не хочу причинять беспокойства.

? Я сделаю все, что захочешь, мама… но если… но когда Фредерик приедет…

? Ах, конечно! Мы должны держать двери закрытыми, мы не должны никого впускать. Я даже не знаю, смею ли я желать, чтобы он приехал или нет. Иногда я думаю, что не хочу этого. Иногда я вижу такие ужасные сны о нем.

? О, мама! Мы позаботимся о нем. Я скорее сама буду дежурить у двери, чем допущу, чтобы ему причинили малейший вред. Доверь мне заботу о нем, мама. Я буду оберегать его, как львица оберегает своего львенка.

? Когда от него придет письмо?

Вы читаете Север и Юг
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату