надо было что-то делать. Она ждет, когда он обратит на нее внимание. Не может же он выставить ее за дверь только потому, что некая девушка, о которой он мечтал по ночам вот уже два месяца, изводясь от желания и надежд, не соблаговолила сказать, когда она появится…
Эстер оторвалась от чтения, ласково улыбнулась и помахала ему рукой. Он дернул рукой в ответ и пошел дальше. В итоге попыток найти подходящее место для своего страдания он оказался в маленькой кладовой, где хранились инструменты и инвентарь для сада. Вэл сел на маленькую скамеечку и сжал руками лицо. Если бы он мог позволить себе расслабиться, он с удовольствием бы поплакал, как это бывало в далеком детстве, когда собственное бессилие доводило до края. Но он не мог: он был взрослым человеком, который должен не рыдать, а действовать.
Вэл раскачивался из стороны в сторону и думал. Может быть, он что-то сделал не так? Он стал вспоминать свои письма и никак не мог ответить себе на вопрос, написал ли он определенно Натали, что собирается жениться на ней. Ну дал хотя бы понять это? И он никак не мог вспомнить. И ему стало казаться, что он вообще об этом не сказал, а только подумал. И тогда понятно, почему она не встретилась с ним. Или он пытается найти какое-то оправдание?
Он напряжения заломило в висках, он вскочил и опять пошел к телефону. Ответом ему были длинные гудки: мистер Бриджес и его дочь отсутствовали…
Профессор Бриджес и не мог ответить на призыв Вэла. Вот уже полчаса он сидел в холле больницы и ждал результатов операции Натали. Его нашли в клинике и сказали, что дочь попала в серьезную аварию и что прогнозы самые неутешительные…
Обладая всеми возможными наградами в области медицины, он не мог помочь сейчас единственному родному человеку. Операция продолжалась уже два часа — за жизнь Натали боролась целая бригада врачей. Он не позволил себе вмешаться, понимая, что они делают все возможное. Оставалось только уповать на выносливость молодого организма да на Бога, который не должен лишить его последней радости. Почти двадцать лет Натали была ему единственной опорой в жизни, единственным смыслом и единственной любовью. Про свое дело он не думал: это была совсем другая жизнь. С того момента, как в такой же нелепой аварии погибла мать Натали и он навсегда простился с мыслью о личном счастье, только дочь согревала его сердце, только рядом с ней он чувствовал себя полноценным и любимым…
За что его так наказывает судьба?! Много лет он латал чужие сердца, возвращал домой отцов, сыновей, любимых, давал надежду… Он был неукротим в своем желании победить черную костлявую старуху-смерть… И как будто в отместку она отбирает у него самое дорогое. Профессор застонал и откинулся на спинку кресла. В тот же момент к нему подошла сестра и протянула склянку с лекарством. Он покорно выпил, кивнул и закрыл глаза. Он ничего не может сделать, только ждать…
Вэл решил, что ему еще раз следует расспросить Эстер. Она женщина и могла заметить какие-то нюансы, на которые не обратил внимания сын.
— Эстер, прости мою настойчивость, но я должен задать тебе еще несколько вопросов, — сказал он, забирая у нее из рук журнал.
— Сколько угодно, — с готовностью ответила она и лучезарно улыбнулась.
— Натали… Она была чем-то встревожена?
— Нет. Она очень милая девушка, — сказала Эстер. — Мне она понравилась.
— Ты это уже говорила.
— Так что тебя волнует? Почему ты так печешься о ней?
— Расскажи подробнее, не пропуская ничего. — Вэл не собирался объяснять, почему он о ком-то печется.
— Пожалуйста, — чуть-чуть обиделась Эстер. — Я открыла им дверь. Поздоровалась с Диком. Сказала, что ты поехал по делам и будешь позже. Потом мы поговорили с твоей Натали. Потом она попрощалась и уехала. Все.
— О чем поговорили?
— Ну, несколько общих фраз… «как доехали»… ну и все такое…
— Эстер, я очень прошу тебя вспомнить подробно. — Вэл хотел знать все слова, которые произнесла Натали. — Она что-то говорила обо мне?
— Нет… По-моему, нет.
— А ты? Ты говорила что-нибудь обо мне? — Вэл уловил, что Эстер говорит не все.
— Я? Говорила, — невозмутимо ответила Эстер. — Говорила, что мы с тобой работали вместе, что будем дальше работать вместе, что у тебя чудесный сын. Дик действительно чудесный мальчик. Он был очень мил со мной.
— То есть ты не сказала ничего такого, из чего она могла бы сделать вывод о том, что мы… близки?
— Боже, Вэл! Неужели нашлась наконец женщина, по поводу которой ты можешь так переживать? — Эстер засмеялась.
А Вэл разозлился и до боли сжал челюсти, чтобы не схватить ее и не тряхнуть хорошенько.
— Я приняла ее за обычную учительницу и не выбирала слов, — спокойно объяснила Эстер, которая на самом деле сделала все, чтобы эта барышня поскорее убралась из дома Вэла. — Уж не знаю, как она отнеслась к моим словам. Не буду же я садовнику объяснять, в каких мы отношениях.
— Она не садовник! — взвился Вэл. — Она любит моего сына и занимается им.
— Да, большое достоинство… — начала было Эстер и споткнулась. По лицу Вэла она поняла, что нужно поскорее уходить отсюда, иначе все ее планы сейчас же разлетятся в пух и прах. — Знаешь, Вэл, мне очень жаль, что она не дождалась тебя. Если бы ты предупредил, я бы обязательно остановила ее.
Если бы я знал, что она приедет сегодня!.. — чуть не закричал Вэл, но только тяжело вздохнул и отвернулся. Он понял, что Эстер каким-то образом сделала так, что Натали исчезла. Но выяснять, что именно она сказала, он больше не будет. Главное, найти Натали и поговорить с ней. Он так долго и мучительно ждал ее, что этот разговор — сущая ерунда.
— Пожалуй, я пойду, — услышал он голос Эстер. — У тебя своих дел полно. Не буду тебе мешать.
Вэл не стал ее задерживать и произносить фальшивые слова о том, что он должен ей помочь и так далее… Больше всего он хотел, чтобы ему сейчас никто не мешал ждать Натали. Он помог Эстер сесть в такси, назвал приличный и недорогой отель, где она могла остановиться на первое время, и вернулся к телефону, чтобы продолжать звонить.
Разбитый и измученный до последней степени профессор вернулся домой около полуночи. Операция длилась восемь часов, и все это время он судорожно ждал, что ему скажут. Когда хирург появился рядом с его креслом и сказал, что он может подняться и посмотреть на дочь, он не поверил своему счастью. Натали лежала на кровати маленькая и совсем бескровная. Казалось, ей сейчас не больше четырнадцати лет. Вокруг работали приборы, из ее худенького тела торчали трубки. Профессор, который миллион раз видел это и знал, что без приспособлений нельзя бороться за жизнь, испытал желание унести ее отсюда подальше, вырвать из лап отвратительной старухи своей любовью и мольбой Богу.
Он опустился на колени рядом с кроватью, чтобы не потревожить ее, и долго вглядывался в ее лицо, опытным глазом проверяя слова врача о том, что операция прошла успешно. Натали находилась еще под действием наркоза. Пройдет еще много времени, прежде чем она откроет глаза и сможет говорить, но он видел, что жизнь в ней бьется. Очень слабенько, но бьется…
Врач дотронулся до его плеча и глазами показал на дверь. Профессор покорно поднялся и пошел за ним. Они обещали звонить каждый час и докладывать о ее состоянии… Ему оставалось только ждать.
В доме разрывался телефон. Профессор побежал к нему, думая, что звонят из больницы. Он чуть не упал, споткнувшись о край ковра, и судорожно схватил трубку.
— Да, слушаю вас, говорите!
— Простите, профессор, — услышал он спокойный и отчетливо знакомый голос, но никак не мог вспомнить, кто это. — Доброй ночи. Это Вэл Слейтер.
— Вэл… — Профессор глубоко вздохнул и попытался остановить бешеный бег сердца. — Что случилось?
— Простите еще раз за столь поздний звонок, — неуверенно говорил Вэл, и профессор начал
