ребятам ездить по паспортным столам в местах прописки владельцев и вручную сверять фотографии с устным описанием и фотороботом… Строго говоря, его
При этом Кис прекрасно понимал, что любой владелец данной модели, любого пола и возраста, мог оказаться сообщником Степана. Или просто приятелем (родственником), который одолжил Степану машину, не догадываясь, с какой целью ее попросили. Обходить лично каждого? По Москве и области числилось почти три тысячи «РАВ-4»… Это на год работы!
Более того, данная модель «Тойоты» прочно стояла в списке лидеров по угону машин. И вряд ли хозяин сумеет рассказать им о воре…
Алексей прикинул: если машина была угнана только под «мероприятие», то высока вероятность, что уже где-то брошена. И даже что сведения о ней уже имеются в милиции!
Он сделал запрос. Но и таких сведений не обнаружилось…
Собаку, используя намеченные Александрой модификации ее клички, хозяин которой соответствовал бы параметрам поиска, тоже не нашли. Тоже
Но хуже всего то, что похититель до сих пор не позвонил с требованием выкупа.
Кис знал, что вымогатели нередко стараются поиграть на нервах родителей ребенка. Чтобы посговорчивее стали. И потому старался унять беспокойство. Мерзавец этот позвонит, непременно! Но чуть позже. К концу дня, скорей всего.
Или даже завтра…
Только как объяснить это Саше?!
Она слушала его объяснения, но не слышала. Она сказала: «Да, Алеш, я понимаю…» – но она ничего не понимала!
Все, что она понимала, – что у нее похитили детей. Что они в чужих руках, что им плохо без матери, что они плачут и зовут ее. И слова не имели никакого значения. Они были пустыми, слова.
Ей нужны были дети – подле нее.
Весь день Алексей мучительно пытался найти в рассказе Александры хоть какую-нибудь ниточку, зацепочку, которая смогла бы привести к похитителю… Пьющая мать? Но их тысячи в Москве! А сколько из них состоят на учете и сколько неучтенных тихих алкоголичек?
Гиблое дело, ничего тут не найти.
Одна черта Александры, которая ему всегда нравилась, в этом деле сыграла с ними злую шутку: Саша не обладала тем любопытством, в силу которого человека расспрашивают о подробностях повседневного бытия. Ее не интересовала ни жизнь знаменитостей, ни жизнь соседей. Ее увлекали мысли, и она никогда не уставала от обсуждения идей, зато мгновенно выпадала из разговора, если он соскальзывал в обсуждение отметок чужих детей в школе, разводов и свадеб, проблем с начальством на работе и болезни родни. Такого интереса с ее стороны, подробного и внимательного к деталям повседневности, удостаивались немногие и очень близкие люди, к коим Степан, разумеется, не принадлежал. Вот отчего она о нем почти ничего не знала – и вот отчего Кис чувствовал сейчас свое абсолютное бессилие.
Он еще раз перебрал в уме все возможности поиска: по институту, по собаке, по машине, по родителям… Ничего больше! А то, что имелось, себя не оправдало.
Оставалось только ждать звонка.
Мысль, что похититель может не позвонить никогда, Алексей гнал от себя категорически. Как только она высовывала голову, он тут же отправлял ее нокаутом обратно, чтобы не смела подниматься в его сознании. Эта мысль слишком страшна, ибо чревата другими целями похищения, думать о которых было бы жесточайшим самоистязанием…
Он просто ждал звонка. И до вечера твердил Саше, что сегодня – в крайнем случае, завтра – им позвонят, обязательно, слышишь, Саша! И тогда они с Серегой обязательно найдут детей, обязательно!
Саша отводила глаза, прятала, а когда случалось все же им взглядами пересечься, то глаза ее излучали столько тоски, что хоть волком вой…
Николай Петрович беспокойно огляделся. Вроде все тихо. Митя еще прийти не должен: не успел бы обернуться. Хотя кто его знает, где живет сестра этой подруги… Может, совсем близко?
Да и к сестре ли он поехал? Сомнительно, все тут сомнительно!
И еще более сомнительно оттого, что Митька намылился втихаря смыться из квартиры. Чемодан приготовил. Но за ним-то он вернется, тут ведь все его пожитки, так что будет у него еще разговор с Николаем Петровичем. Серьезный разговор, мужской. Мало ли что инвалид, он в зубы еще может крепко заехать!
Однако ж негоже, что чемодан Митькин стоит раскрытый на диване… Николай Петрович выкатил в коридор и запер дверь на второй замок, от которого у жильца ключей не имелось. Замок поворачивался туго, его сто лет как никто не трогал. Он на двери торчал еще с тех времен, когда жинка была жива. Она все воров боялась, запиралась. А он, Колян, никого не боится. Да и то, кому он нужен? У него и взять нечего, вся его ценность – коляска инвалидная… Вот разве только четыреста долларов, которые жилец ему заплатил, – но в наше-то время лихое разве это деньги?
Ему удалось наконец повернуть круглую ребристую головку замка, и, успокоенный тем, что квартирант не захватит его врасплох, он вернулся к чемодану. Сложил вещички обратно, прикрыл его крышкой, не запирая: листки он пока на место не убрал, ему еще почитать их охота! Васян после смены к нему придет, будет им о чем потолковать, ох будет!
Он просидел еще с час, разбираясь в текстах. И к концу чтения странная идея у него возникла… До того странная, что он решил немедленно ее проверить!
Колян не силен был в выводах, это правда, но, когда дело нечисто, он чувствовал сразу и даже раньше, за версту еще! А тут дело было нечисто, мать японская, совсем нечисто!
И он решил, что будет правильно разузнать о нем побольше, о деле этом нечистом…
Имелся у Николая Петровича для редких случаев свой персональный шофер, Гоша. Когда-то в одном таксомоторном парке работали. И теперь, когда возникала у Коляна надобность передвигаться по Москве, то он звал на помощь товарища. Ему-то он сейчас и позвонил.
Гоша совесть имел, много с Коляна не брал. Отчасти по давней шоферской дружбе, отчасти оттого, что нравилось ему просвещать инвалида, рассказывая, что нынче творится в их шоферском деле. О ценах, о взятках, о беспределе, о новых дорогах и пробках. Он тогда чувствовал себя прямо профессором, читающим лекцию студенту. А что, Коляну не обидно, он любил слушать Гошу.
Дело сложилось, и Гоша обещал подъехать минут через сорок.
Собираясь на выход, Николай Петрович решил прихватить с собой мобильный. Дочкин подарок, ему уже два года как, но он никогда им не пользовался. Зачем? Он все время дома, только разве в магазин за продуктами спускается, благо рядом. Да к врачу иногда. А так-то ему мобильный без надобности – на подставке пылится в углу стола…
Николай Петрович взял сотовый в руки, откинул крышку. Засветился экран. Дочка объясняла, как телефоном пользоваться, да он призабыл… Подумав, набрал свой домашний номер – и надо ж, телефон его заголосил! Оказывается, проще простого: жми в циферки, потом на кнопку с зеленой трубкой – делов-то!
Он спрятал мобильный в карман, выписал номер сотового Васяна из ветхой записной книжки – новая ему не требовалась, у него новых друзей нет, да и старых-то нет, кроме Васяна… – на бумажку и отправил ее вслед своему мобильнику в карман.
Затем задумался, глядя на листки. По-хорошему, их надо бы в чемодан обратно положить. Но очень уж сильным было искушение показать их Васяну, которого он заинтриговал, предложив подъехать после работы в интересное место. Поточнее он обещался по телефону сказать, для чего свой мобильный и прихватил, но все же указал примерно район «интересного места»: ВДНХ. Его теперь как-то по-новому называли, но Николай Петрович не утруждал свою память новыми названиями, его и старые устраивали.
После недолгих колебаний он сложил листки вчетверо и отправил их в карман, вслед сотовому и
