Благодаря стараниям наших огородников, перед каждым из нас стояла чаша из кокосовой скорлупы, наполненная пивом кустарного производства.
— Пей залпом! — кричал Багз. — Пей до дна! — Шипучий напиток лился по подбородкам на грудь. Франсуаза смотрела на Кити, Этьен — на меня, и мы пролили пива больше остальных.
Багз первым осушил свою чашу и ударом ноги отправил ее в джунгли, как будто она была футбольным мячом. Чертовски больно, наверное: все равно что ударить по обрубку дерева. Но идея всем понравилась, и многие повторили его затею. Вскоре площадка заполнилась скачущими обитателями лагеря, которые хватались за ноги от боли и хохотали, как сумасшедшие.
— Прыгают, как больные, — сказал я Кити, но он не понял шутки.
— Сэл все время смотрит на меня, — прошептал он. — Она что-то подозревает. Мне что, тоже отфутболить кокос? А если я сломаю ногу? Ты оставишь меня зде… — он оборвал себя на полуслове, подбросил кокос и ударил по нему ногой. Лицо его исказилось от боли, и он заорал громче остальных.
— Готово, — облегченно вздохнул Кити. — Она все еще смотрит на меня?
Я покачал головой. Она вообще на него не смотрела.
Когда Жан принялся разносить выпивку по второму кругу, я перебрался туда, где стояли Франсуаза с Этьеном. Отчасти я поступил так, чтобы избавиться от Кити, нервозность которого в моем присутствии лишь усиливалась. Наверное, своим видом я настраивал его на мысли о нашем плане.
Франсуаза разыгрывала великолепное представление. Если она и испытывала внутреннее напряжение, то внешне ничем не выдавала себя. Со стороны казалось, что она на все сто прониклась духом празднества. Когда я подошел, она крепко обняла меня, поцеловала в обе щеки и громко сказала:
— Здесь все так замечательно!
Я мысленно поздравил ее. Она даже чуть глотала слова, но никогда не переигрывала. Она все делала как нужно.
— А ты можешь поцеловать и меня тоже? — спросил Джессе, толкнув одного из плотников.
— Нет, — с глупой улыбкой ответила Франсуаза. — ты слишком безобразен.
Джессе прижал одну руку к сердцу, а другую — ко лбу:
— Я безобразен! Я слишком безобразен для поцелуя!
— Это правда, — подтвердила Кэсси. — Ты действительно безобразен. — Она протянула ему свою чашу с пивом. — На, держи. Запей-ка лучше свою печаль.
— Придется! — Откинув голову назад, он в один присест осушил чашу и швырнул ее, пустую, за спину. — Но ведь ты по-прежнему любишь меня, а, Кэз?
— Только не тогда, когда ты зовешь меня Кэз, Джез!
— Кэз, — завыл он. — Кэз! Джез! Кэз! — Затем он поднял ее на руки и шатающейся походкой направился к дому.
Через минуту-другую Этьена попросили помочь принести еду для пиршества, и мы с Франсуазой остались вдвоем. Она что-то сказала мне, но я не расслышал ее слов, потому что мое внимание было приковано к хижине-кухне. Я увидел, как возле нее Грязнуля с озадаченным и хмурым выражением лица пробует рагу.
— Ты меня не слушаешь, — сказала Франсуаза.
Грязнуля пожал плечами и начал отдавать распоряжения тем, кто разносил кастрюли.
— Ты больше не слушаешь меня. Раньше, когда я разговаривала с тобой, ты всегда внимательно меня слушал. А сейчас у тебя даже не находится времени поговорить со мной.
— Да… Кити предупредил тебя, чтобы ты не ела рагу?
— Ричард!
— Что?
— Ты меня не слушаешь!
— Извини. У меня сейчас в голове слишком много мыслей.
— Не обо мне.
— Что ты сказала?
— В твоей голове нет для меня места.
— Гм… Ну что ты, все как раз наоборот.
— Нет, там нет для меня места. — Она ткнула меня кулаком под ребра. — Наверное, ты меня больше не любишь.
Я изумленно взглянул на нее:
— Ты это серьезно?
— Очень серьезно, — капризно ответила она.
— Да… То есть нет. Господи! Неужели мы должны обсуждать это прямо сейчас? Я хочу сказать, неужели сейчас самый подходящий момент?
— Конечно. Самое время. Этьена нет поблизости, а потом мы, возможно, расстанемся навсегда!
— Франсуаза! — зашипел я. — Потише!
— Почему потише? На поле с марихуаной, когда я разговаривала громко, ты прижал меня к земле и крепко держал. — Она захихикала. — Это было очень возбуждающе!
Быстро оглянувшись по сторонам, я схватил ее под локоть и потащил к краю площадки. Когда никто уже не мог нас увидеть, я развернул ее лицом к себе, взял ее лицо в ладони и внимательно посмотрел на ее зрачки. Они были расширены.
— Боже мой! — в бешенстве крикнул я. — Ты же пьяная.
— Да, — призналась она. — Я пьяная. Это потчентонг.
— Потчентонг? Что это, черт возьми?
— Жан называет этот напиток «потчентонгом». Это не настоящий потчентонг, но…
— Сколько ты его выпила?
— Три чаши.
— Три? Когда ты успела?
— Футбол. Во время игры.
— Ты просто идиотка!
— У меня не было выбора! Они передавали чашу по кругу, и пришлось все выпить. Они внимательно наблюдали за мной и хлопали в ладоши, поэтому что я могла поделать?
— Боже! Этьен пил вместе с тобой?
— Да. Три чаши.
Я закрыл глаза и стал считать до десяти. Или собирался это сделать. Это у меня никогда не получается. Я остановился на цифре «четыре».
— Хорошо, — сказал я. — Пойдем со мной.
— А куда мы пойдем?
— Вон туда.
Когда я подтащил ее к дереву, Франсуаза тяжело дышала.
— Открой рот, — приказал я ей.
— Ты хочешь меня поцеловать?
Самое досадное, что если бы я попытался поцеловать ее, она бы позволила мне это. Она была вдребезги пьяной. Я заставил себя покачать головой.
— Нет, Франсуаза, — ответил я ей. — Не совсем.
Она больно укусила меня за пальцы, когда я сунул их ей в горло. Вдобавок к этому она сопротивлялась и извивалась как змея. Но я держал ее шею в тисках, и когда мои пальцы оказались у нее во рту, она уже ничего не могла сделать.
После того как у нее прекратилась рвота, она ударила меня по лицу, что я с покорностью принял. Потом она сказала:
— Я и сама бы справилась.
Я пожал плечами:
— У меня не было времени спорить. Ты чувствуешь себя более трезвой?
