Впереди на резвом коне гарцевал Салади. За ним на мощном тяжеловесе ехал генерал Корнеев. Валия сидела на броне одного из танков. Видно, уход за ранеными отнял у нее последние силы. Чтобы княжна не села на коня? Я глазам своим не верил.

Корона по-прежнему венчала голову девушки. Самоцветы сияли под ярким высокогорным солнцем.

Танки выстроились в линию, взяв под прицел Врата. Как только оттуда кто-то появится, они откроют огонь. Когда будет выстроена стена, таких экстренных мер принимать не придется. Можно будет сначала рассмотреть, с добром или с худом явился пришелец.

Солдат Лузгаша из последнего отряда связали и увели. Пленные побрели по ущелью вниз сами – питаться, лечиться, отдыхать.

– Вот мы и очистили свою землю, – вздохнула Валия, отыскав меня глазами в толпе. Она подошла поближе, хотела, кажется, обнять, но не решилась на такое нарушение протокола на глазах у подданных. – Спасибо тебе, Сергей!

– Рад, что мы смогли спасти многих, – ответил я дежурной фразой. Я действительно был рад, но в этом ли дело? Еще больше я устал, но кому пожалуешься в чужой стране, в чужом времени, с чужими людьми? А работы предстояло еще очень много…

– Спасибо всем. Никого из вас я не забуду! – воскликнула княжна, обращаясь к своим ополченцам и гвардейцам отца Кондрата.

Дружный рев одобрения был ей ответом.

Я знал, что княжна забудет многих. Кое-кого она даже не видела во время боев. Но, прогнав скептические мысли из головы, я попытался предаться всеобщему ликованию. Это было гораздо приятнее.

Каменщики Славного государства, непревзойденные специалисты своего дела, немедля приступили к возведению стены и мощных чугунных ворот перед Вратами. Чем скорее – тем лучше. Для прочих же на живописной поляне у бурного Баксана начали готовить грандиозный пир.

Пиров и банкетов в честь победителей будет еще много. Гораздо больше, чем может себе позволить разоренная бештаунская земля. Но для выживших жизнь должна продолжаться. И сейчас каждый – даже тот, кто несколько часов назад был в плену, – мог ощутить радость освобождения. Великого и легкого освобождения от ненавистного врага.

В Бештаунском княжестве наступила мягкая и тихая, почти неотличимая от лета золотая осень. Листва пожелтела только на некоторых деревьях, трава полностью высохла. Чаще шли дожди. И стало гораздо прохладнее. Если раньше солнце беспощадно палило, то теперь его лучи приятно ласкали лицо, грели засохшие былинки и остывшую за ночь землю. А ночью все чаще опускались с гор холодные туманы. Звезды стали крупнее и светили ярче.

Покинув гостеприимный двор князей Бештауна, я ехал в Славное государство. После завершения строительства стены и крепких ворот у Врат я сложил с себя титул первого бея княжества, довольно опрометчиво пожалованный мне княжной Валией. Это вызвало всплеск энтузиазма среди царедворцев и вельмож. Каждый хотел стать беем сам, поставить на пост премьер-министра своего родственника или человека своего клана, а уж чужак с титулом первого бея не устраивал вообще никого. После моей отставки первым министром стал Мехребан Гулами, богатый землевладелец из Кабарды. Салади остался главнокомандующим и получил все почести, которые могло дать ему княжество. Любовью народа он и так пользовался очень давно. Салади мог бы стать премьером, но не испытывал такого желания. Действительно, зачем прославленному в легендах воину заниматься скучной и неблагодарной хозяйственной работой?

Слово Салади все равно было весомее, чем мнение всего Совета беев, который возглавил еще один богатый землевладелец, Мансур Раиф.

Но и премьер-министр в отставке оставался для консервативных чиновников и жителей Бештаунского княжества премьер-министром. Даже если он пробыл в должности меньше месяца, по необходимости и в военное время. Поэтому я путешествовал с комфортом и в почете.

Валия подарила мне удобную карету на рессорах. Пару лошадей мне по первому требованию был обязан предоставить любой ям. В кармане пиджака, который я теперь носил вместо плаща, как и все местные жители, лежал дипломатический паспорт – документ на гербовой бумаге без фотографии, но с описанием особых примет. Сопровождал меня не какой-нибудь захудалый денщик, а назначенный на эту поездку моим адъютантом Касым Нахартек, произведенный в лейтенанты и делающий стремительную карьеру.

Мы ехали в Краснодарский университет, вокруг которого происходили в последнее время странные события. Славное государство я намеревался посетить давно, сразу после окончания боевых действий, да все откладывал поездку – были дела в Бештауне.

Краснодарский университет, работавший на переднем крае науки, вызвал у меня повышенный интерес еще во время первого, мимолетного визита в Славное государство. О ректоре университета Порфирии Петровиче Степанове, хотя он и показался мне человеком со странностями, генералы и сам митрополит отзывались положительно. А странность для многих ученых – атрибут обязательный, в чем-то даже сопутствующий гениальности.

Степанов примчался в Баксанское ущелье, только что освобожденное от врагов, на транспортном дирижабле вместе с грузом пуль для парометов. Мне это не слишком понравилось – нужно было или ехать сразу, пока шли боевые действия, или подождать еще немного. Семьдесят килограммов пуль обрадовали бы меня гораздо больше, чем визит ректора. Но Порфирий Петрович развернул такую бурную деятельность, так целеустремленно и грамотно начал консультировать инженеров, проектировавших и возводивших стену, так хорошо помог организовать подвоз материалов к месту строительства, что я изменил свое мнение. Это действительно был хороший специалист, успешный ученый-практик. И просто обаятельный человек.

Даже не знаю, как так получилось, что я отдал ему кинжал Лузгаша. Вернее, хорошо помню, как отдал, но удивляюсь, что принял такое решение.

Однажды мы вместе ужинали, и в разговоре я заметил, что кинжал, скорее всего, обладает определенными магическими свойствами. Ректор поймал меня на слове и так загорелся, что не мог спокойно уснуть, пока я не пообещал дать ему кинжал для исследования. Я прекрасно понимал, что это опасно, что даже в мире, где не действует магия, манипуляции с магическими предметами чреваты невесть чем. Но ректор меня уломал. И умчался с кинжалом в Кореновск на боевом дирижабле, пока я не передумал.

И вот теперь вокруг университета происходили странные вещи. Пропадали и умирали люди – совсем еще молодые ученые, студенты. Мистик сразу бы заподозрил влияние проклятого кинжала, но я хорошо знал, что магические вещи не действуют подобным образом. Кинжал мог повернуться в руке и убить своего владельца. Мог облучить хозяина, мог забрать силу из руки. В худшем случае – взорваться, как бомба. Возможно даже, остаточная магическая сила сохранялась у него и здесь, в мире без магии. Но воздействовать на посторонних людей, причем вызывая их смерть не от клинка, а от чего-то другого, никакой кинжал не мог. Будь он хоть трижды проклятый. Тут нужно колдовство совершенно другого ранга.

Впрочем, строить домыслы, не побывав на месте событий, не слишком разумно. Да и настоящим сыщиком я себя не считал. Однако же нельзя было исключить, что присутствие в университете кинжала, который так хотел вернуть Вискульт и о котором сразу вспомнил Лузгаш, могло повлиять на тамошнюю обстановку. Может быть, просто потому, что некто хотел выкрасть дорогую вещь. Или планировал заговор.

Ректор Степанов, однако же, приглашал меня в университет вовсе не для того, чтобы я занялся расследованием. В этой области я не был прославлен. Он желал, чтобы я прочел студентам курс лекций о жизни в мирах за Вратами и о прошлом Земли. А может, поделился бы кое-какими утраченными знаниями по физике. Ведь физика в прежние времена была совсем другой.

Меня привлекала возможность изучить нынешнюю физику. И наконец реально понять: что произошло в мире? Почему он стал столь сильно отличаться от других плоскостей реальности? Говорили, что в Краснодарском университете отличное оборудование и можно поставить практически любой опыт.

В открытые окна кареты задувал сухой теплый ветер из степи. Касым Нахартек, не привыкший