– Беточка меня не покинет!
– Посмотрим…
Я влез в пологий проход, втянул за собой Диму. Китаец вздохнул:
– Ползком я смогу передвигаться. Если подъем и будет слишком крутым.
Пока что тесная каменная нора уходила вперед полого. Она была узкой, но не слишком. Развернуться здесь вряд ли удастся, но продвигаться вперед пока легко.
Преодолев метра три, я почувствовал, что в туннель влезла Мила. По характерному поскуливанию и шуршащим звукам можно было определить, что в одной руке она держит собаку и сумку. Как только пес оказался в проходе, он начал действовать самостоятельно. Полез за девушкой, нисколько не возмущаясь, – будто ползать по крысиным норам вошло у него в привычку.
– Бросила бы ты поклажу, – предложил я девушке, не оборачиваясь. Слышимость в узком лазе была хорошая. – В этом тоннеле сумку не найдут. А если найдут тоннель, то и нас рано или поздно достанут.
– Нет. Мне не тяжело, – ответила Мила. – Вещи нам еще пригодятся. Ты лучше скажи, кто проделал такую нору?
– Вода. Монахи, – ответил я. – Не знаю точно. Поспешим. Полагаю, нас не слышно снаружи, но лучше продвинуться дальше. На случай непредвиденных обстоятельств.
Не знаю, как Миле и китайцу, а мне в узкой каменной норе было неуютно. Легкая клаустрофобия преследовала меня еще до того, как я стал магистром. А после преобразования тела она перешла в разряд пассивных страхов. Я не боялся замкнутых пространств, не испытывал ужаса перед толщей земли над гол вой – но мне было неуютно в узких норах. Рассудком понимая всю нелепость подобных чувств, я, в отличии от магисиков, все же оставался человеком. И некоторые особенности человеческой психики у меня присутствовали.
Мы продвигались вперед, а ход становился все уже, каменные стены сближались. Теперь, преодолев метров пятьдесят от входа, я касался плечами одновременно правой и левой стены. Да и голову поднять особо не получалось.
– А если выхода нет? – осторожно спросила Мила. Голос ее дрожал.
– Тогда мы отсидимся здесь и выйдем спустя пару дней.
– Я не просижу в этом каменном гробу и суток. Мне страшно, – прошептала девушка.
– Просидишь. Резервы человеческого организма велики.
Ответил и еще сильнее ощутил голод. Я потерял слишком много крови, слишком много энергии. Жировые запасы стремительно таяли. А впереди было очень много работы.
По камням прошел низкий гул. Весьма неуютно сидеть в узкой норе и чувствовать, как вокруг трясется земля.
– Что это? – спросил Дима.
– Полагаю, летит большой самолет. Колебания воздуха вошли в резонанс с толщей горных пород. Поэтому мы хорошо слышим звук.
Скалу, в которой был проделан проход, ощутимо тряхнуло. Следом за этим раздался оглушительный грохот.
– Они бомбят ущелье! – воскликнул Дима.
Грохот повторился. Тяжело ухнуло что-то в самом чале туннеля – там, где мы в него вошли.
– Обвал? – осторожно, боясь верить себе, спросила Мила.
– Скорее всего да, – не стал утешать я ее, – тем больше стимул пробиться вперед.
– Мой уус будет здесь работать? – спросила девушка.
– В такой толще камня? Едва ли… Нам нужно надеяться только на свои силы. Давайте отдохнем.
– Я не могу отдыхать! Мне тяжело здесь находиться! – простонала Мила.
Даже Беточка подал голос – не залаял, но сдавленно зарычал. Рык перешел в тоскливое поскуливание.
– Диме требуется отдых. Он не может ползти так же бодро, как мы.
Минут десять лежали молча. Воздуха в полной мере не хватало, но приток кислорода все же имелся. Мила всхлипывала, китаец, похоже, забылся дремой. Как он вообще двигается? Нужно отдать пареньку, должное – сила воли у него необычайно высока.
С поверхности несколько раз раздавался грохот – не такой сильный, как первый раз. Бомбардировки продолжались, только сместились в сторону. Какой смысл бомбить ущелья, которые просматриваются с воздуха? Наверное, охранявшие Бамиан заподозрили, что мы могли укрыться в складках местности. И пытались если не выкурить нас на поверхность, то похоронить под завалами.
Десантников они, видимо, отозвали. Или бомбили те ущелья, которые не удалось закрыть людьми… А охрана монастыря поставлена на должный уровень, если они не жалеют бомб даже на маленькую диверсионную группу…
– Пойдем дальше, – предложил я, когда решил, что все достаточно отдохнули. – Ход не может бы слишком длинным.
Дима очнулся и сделал рывок, уткнувшись мне в ботинок. Я пополз вперед.
Тоннель несколько расширился, хотя поворачиваться в нем еще было трудно. Метров тридцать – и я уперся в нависающий с «потолка» камень. Под ним имелось пространство сантиметров в пятнадцать, поэтому препятствие можно было почувствовать, только подобравшись к нему вплотную, Потолок опустился