Кимберли крепко поцеловала Мака. Его руки запутались в ее волосах, горячая мужская плоть уперлась в бедро. Она прижалась к нему, он обхватил руками ее бедра и прошептал:
— Ш-ш-ш…
Ей требовалось немало времени, чтобы понять, что она плачет, что теплая влага на ее лице — это слезы, которые текут по щекам и падают Маку на грудь. Кимберли слизывала их, ощущая на языке вкус соли.
Потом она лежала на спине, а Мак склонился над ней, стоя на коленях, и его большие руки были невероятно нежными, когда он стаскивал с нее через голову футболку.
— Да! — настойчиво приказала она. — Да!
Но он медлил. Она упорно цеплялась за его плечи, старалась обхватить ногами. Мак же, воплощенная сдержанность, целовал Кимберли в мочку уха, что-то шептал, уткнувшись в ее шею, пока от наслаждения тело Кимберли не покрылось гусиной кожей; все ощущения стали настолько острыми, что она готова была закричать, если бы прикосновения вдруг прекратились.
Его голова лежала у нее на груди, небритые щеки легонько покалывали соски, когда он успокаивающе касался их губами. У Кимберли было сильное, гибкое тело, с узкими бедрами и почти плоской грудью. Но Мак заставлял ее почувствовать себя сексуальной — его большие смуглые руки касались молочно-белой кожи, шелковистые волосы щекотали живот.
Потом он сжалился над ней, поместил свои бедра между ее ног, и его мощное тело задвигалось.
В последнюю минуту Кимберли открыла глаза. Она смотрела на своего возлюбленного — голова откинута, зубы стиснуты, он не помнил себя, наслаждаясь ее телом. И она ощутила — сквозь экстаз и грусть — невероятную нежность. Провела руками по его лицу. Она хотела, чтобы он испытал удовольствие. Мак нужен ей, чтобы получить облегчение. Кимберли должна быть уверена, что может сделать этого человека счастливым.
Плотина рухнула. Неимоверная тяжесть в ее душе раскололась и пошатнулась. Кимберли падала, по- прежнему цепляясь за Мака руками и ногами, и, по крайней мере сейчас, этого было достаточно.
— Ты знаешь, я бы тебя связал, если бы думал, что это поможет, — сказал Мак. — А сам бил бы себя в грудь, изображая настоящего мужчину. Я относился бы к тебе как к слабой, покорной женщине, которая делает то, что ей велено.
Она стукнула его в плечо.
— Ох!..
— Это тебе за «слабую». Я подумаю, как наказать тебя за «покорную».
Он навалился на нее, удивив Кимберли внезапным порывом, и прижал ее к кровати.
— Я больше, — сказал Мак. — Я сильнее. Но я нашел себе достойную пару, Кимберли. Я уважаю тебя за то, что ты помогаешь отцу. Ты делаешь то, что должна, даже если это тебе вредит.
Она не знала, что ответить. В комнате было темно, шторы опущены, поэтому она чувствовала себя менее уязвимой, но такую же защиту темнота давала и Маку. Кимберли видела, как поблескивают его глаза. А главное, ощущала всю тяжесть невысказанных им слов, всех страхов, о которых они никогда не говорили. Всего того, что может случиться завтра, или послезавтра, или когда-нибудь в будущем.
Никто из них не боялся за себя, но они не представляли, как можно не бояться за другого.
Мак встал. Она рассматривала его силуэт — тень на фоне теней, — пока он рылся в сумке.
— Второй раунд? — спросила Кимберли с легким удивлением. Но то, что он вложил ей в руку, не было презервативом: маленькая квадратная коробочка из ювелирного магазина.
Сначала она не поняла.
— Я все продумал, — быстро сказал Мак. — Заказал нам столик в ресторане. Даже купил тебе платье. Мы бы отправились на свидание, официант принес бы нам шампанское — и вот тогда, в присутствии музыкантов, обслуги и прочих гостей, я бы встал на одно колено и сделал это как полагается. Но конечно, у нас не получится поехать в «Саванну». Если честно, чем дольше я с тобой живу, тем сильнее убеждаюсь: это просто счастье, что нам удалось получить номер в дешевой гостинице среди полей и пастбищ. Если и существуют счастливые звезды, твоя семья явно не родилась под одной из них.
Мак провел рукой по ее волосам; он волновался больше, чем когда-либо прежде.
— В общем, я хочу сказать, что… черт… я имею в виду…
Он снова забрался на кровать, встал на одно колено и взял ее за руку.
— Кимберли Куинси, ты выйдешь за меня замуж?
— Но я голая, — растерянно отозвалась она.
— Я вижу. Это часть моего плана. Голая ты не сбежишь.
— А я почему-то всегда думала, что, когда мы окажемся перед алтарем, я буду одета.
— Если это тебя утешит — я не возражаю.
— Я раздражительная и всегда усталая.
— Против этого я тоже не возражаю.
— Правда?
— Детка, я люблю тебя раздражительную, злую, вооруженную, опасную и так далее. Я даже поспорил, что ты дашь пинка Кэнди Родригес.
— Мне она действительно не нравится, — тотчас же отозвалась Кимберли.
— Ты моя девочка.
Мак потянулся и включил лампу. А потом дрожащими пальцами медленно открыл коробочку, которую Кимберли по-прежнему сжимала в ладони.
Кольцо было старинное — несколько маленьких бриллиантов в платиновой оправе. Ничего сверхизысканного или шикарного, но Кимберли подумала, что это самое замечательное кольцо, которое ей доводилось видеть.
— Оно принадлежало моей бабушке, — тихо сказал Мак. — Если тебе не нравится, можно отдать его на переплавку…
— Нет.
— Нет — это значит, ты не выйдешь за меня? — Он, кажется, слегка запаниковал.
— Нет! То есть да. Да, я выйду за тебя. Нет, не смей трогать это кольцо. То есть можешь к нему притронуться, но лишь затем, чтобы надеть его мне на палец. Надень же его!
Он повиновался. Потом они оба долго сидели, обнаженные, и любовались кольцом.
— Оно прекрасно, — прошептала Кимберли.
— Самое прекрасное, что есть на свете, — это ты, Кимберли. Черт возьми, я так тебя люблю, что это меня пугает.
— Меня тоже.
— Тогда мы будем привыкать постепенно. Я просто… я хочу, чтобы сегодня ночью это кольцо было у тебя на пальце.
— Я тебя люблю, Мак, — серьезно сказала Кимберли, а потом крепко, до боли, обняла его. Они оба взглянули на кольцо, которое поблескивало у нее на руке, и все поняли.
— Я не могу носить его сегодня, — шепнула она.
— Понимаю.
Кимберли взглянула на него и снова услышала то, что не было сказано.
— Обними меня, Мак.
Он заключил ее в объятия. Тогда она сняла кольцо и молча положила его в футляр.
Глава 30
Куинси не мог заснуть. Он бродил по дому, заходил в разные комнаты, как будто можно было создать иллюзию присутствия жены, сидя в
