«Хочешь поговорить?»
«Нет».
«Наверное, тебе приснилось что-то особенно страшное?»
«Все ночные кошмары страшны, Куинси. По крайней мере для простых смертных».
«Меня мучили кошмары после гибели Мэнди».
«А теперь?»
«Теперь все не так уж плохо. Теперь я просыпаюсь и тянусь к тебе».
Интересно, не тогда ли она начала его ненавидеть? Ее любовь давала ему успокоение, а его любовь ей, по всей видимости, не давала ничего.
Кинкейд закончил осматривать ванную. Он обошел комод, открыв по очереди каждый ящик, потом проверил тумбочку.
— Когда Рэйни бывала дома, где она держала оружие?
— В сейфе.
— Где именно?
— В кабинете.
Куинси снова провел Кинкейда в комнату с деревянными панелями на стенах. Указал на висевшую на стене фотографию — черно-белое изображение маленькой девочки. Ребенок выглядывал из-за белой занавески в ванной. Большинство людей подумали бы, что это фото висит здесь просто так и куплено, вероятно, из-за того, что у девочки такая забавная щербатая улыбка. На самом деле на снимке была Мэнди в шесть лет. Он привык носить эту фотографию в бумажнике. Несколько лет назад Рэйни увеличила ее и вставила в рамку.
Иногда, когда дела шли неважно, как в случае с убийством в Астории, Куинси сидел здесь и смотрел на фото своей дочери. Он думал о ее несостоявшейся свадьбе, о детях, которых ей не суждено было выносить. Думал о жизни, которую она не прожила, и чувствовал, как его охватывает скорбь.
Некоторые верят, что для детей на небесах отведено особое место. Где они никогда не болеют, не чувствуют боли и голода. Куинси не знал, что об этом думать; его аналитический ум плохо воспринимал вопросы веры. Вправду ли дети, у которых есть любящие родители, воссоединятся с ними в раю? А как насчет новорожденного, который умер от голода потому, что мать на неделю ушла в запой? Или пятилетнего мальчика, которого сбросил с лестницы собственный отец? Бывают ли на небесах приемные семьи?
Или такие дети обречены провести вечность в одиночестве?
Куинси не мог ответить на эти вопросы. Он просто вставал и каждый день принимался за работу. Такова была его жизнь.
Кинкейд снял фотографию Мэнди со стены. Позади скрывался сейф. С подсказки Куинси сержант набрал шифр. Дверца открылась, и они оба увидели содержимое.
— Три пистолета, — с ноткой триумфа в голосе сказал Кинкейд, а Куинси возразил:
— Ее оружия здесь нет.
— Посмотрите внимательно.
— Это все не то. Два девятимиллиметровых и мой старый пистолет. Ее «глока» я не вижу.
— Может, она держала его в другом месте?
— Нет. Когда ты дома, держи оружие в сейфе — таково правило. Мы хотели удостовериться, что выработали у себя эту привычку. Ну, вы понимаете. — И тут впервые голос Куинси оборвался. Он совладал с собой и продолжил: — Потому что мы хотели усыновить ребенка.
— Вы собираетесь усыновить ребенка? — Кинкейд был искренне поражен.
— Собирались. Раньше. У нас ничего не получилось.
— Почему?
— Рэйни арестовали за вождение в нетрезвом виде. Это да еще кое-что из ее прошлого… в результате ее сочли эмоционально неуравновешенной.
— Истинная правда, — буркнул Кинкейд.
— Это непростое дело.
— Но вы ведь были уверены, что усыновите ребенка? Тогда, в сентябре?
— Нам даже прислали фотографию, сержант.
— Черт! — отозвался Кинкейд. Он снова заглянул в сейф, и у него что-то щелкнуло в мозгу. Несчастная женщина-следователь, выбитая из колеи неудачным браком и несостоявшимся усыновлением, кончает жизнь самоубийством. Что ж, порой приходится цепляться за соломинку.
— Ну что ж, — рассудительно сказал Кинкейд, — настало утро, погода улучшается. Полагаю, сейчас самое время прочесать лес с собаками. У вас есть родственники?
— Скоро приедет дочь.
— Отлично, отлично. Это лучший вариант.
— Не вздумайте бросать это дело, — жестко предупредил Куинси. — Моя жена — бывший сотрудник ФБР. Она заслуживает большего, нежели забытый протокол, валяющийся на столе вечно занятого сержанта…
— Эй, эй…
— У меня имеются кое-какие связи, сержант. Вам это не приходило в голову? Я могу кое-кому напомнить о давних услугах. В этом городе есть люди, которые знают и любят Рэйни. Они в нее верят. Они прочешут лес, перепашут грязь…
— Послушайте, я пока еще не собираюсь отступать!
— Вы уже делаете выводы!
— Как беспристрастный наблюдатель…
— Вы не знали мою жену!
— Вот именно.
Кинкейд с трудом переводил дыхание, Куинси тоже. Оба долго смотрели друг на друга и ждали, кто первым отступит.
Потом у Куинси зазвонил телефон. Он взглянул на экран и предостерегающе поднял руку:
— Это… Ш-ш-ш… Это Рэйни.
Глава 7
— Алло?
Тишина. Гудение. И щелчок, как будто связь прервалась.
— Алло? — повторил Куинси, уже настойчивее. Рука, сжимавшая трубку, побелела. Позвонивший отключился, Куинси выругался, борясь с соблазном швырнуть телефон через всю комнату, и тут он снова зазвонил. Куинси поднес его к уху прежде, чем мелодия успела дозвучать до конца.
— …газету.
— Рэйни? Где ты?
— Сейчас она не может подойти к телефону. — Голос звучал неестественно, механически.
— Кто это?
— Прочтите утреннюю газету, — монотонно произнес голос.
— Это следователь Пирс Куинси. Я разыскиваю Рэйни Коннер. Вы можете сказать, где она?
— Прочтите утреннюю газету.
— Она у вас? Чего вы хотите?
— То, чего хотят все, — славы, денег и яблочного пирога. До свидания.
— Эй! Кто это говорит? Где вы?
Связь прервалась. Куинси немедленно перезвонил, но никто не отвечал.
— Кто это был? Что они сказали? — Кинкейд стоял рядом с ним и был взволнован ничуть не меньше.
— Кажется, мужчина. Он использовал что-то вроде аппарата для изменения голоса. Он твердил, что я
