– Вы не проверили, от какой кабины отъехало такси?

– Это было невозможно: ни зги не видно и в кабинах – ни огонька.

– В котором часу это было?

– Около одиннадцати, я думаю. До этого я уже час пролежал в постели. На часы я не смотрел.

– Что было дальше?

– Вернулся в постель и тут уж захрапел всерьез. А почему бы и нет, все кабины сданы, мотель полон под завязку, чего же ради мне мучиться, клевать носом?

– Ну а потом, когда вы уже спали, что называется, без задних ног, могло быть так, что подъезжала другая машина, а вы ее даже не услышали?

– Да хоть десяток машин! Когда я знаю, что больше не надо подниматься и принимать новых постояльцев, я сплю как сурок.

– Надеюсь, вы читали в газете репортаж о том, как Бакстер был найден мертвым?

– Конечно, читал, а как же! Как я мог пропустить такое! Когда что-то вас вплотную касается, вы уж не пропустите репортаж в газете про это дело.

– Фото видели?

– Конечно.

– Похож он там на себя, мертвого?

– Вот этого я, черт возьми, утверждать не стану. Я вообще-то не очень здорово запоминаю в лицо публику, которой сдаю кабины. Тут ведь ночь за ночью косяком идут новые физиономии. Я вам так скажу – фото в некрологе было не ахти какое. Обычно в таких случаях стараются польстить покойному, а тут не польстили – он в газете получился постарше, так мне кажется.

– Войдя в кабину, вы увидели труп в лицо?

– Нет, он лежал ко мне в профиль, и я не очень-то его хорошо разглядел. Одна рука у него лежала поверх простыни, я принялся искать пульс, но, едва дотронувшись, понял, что умер он довольно давно. Рука была холодная, окоченевшая. Больше мне, Лэм, добавить нечего – все, что знал, рассказал. Меня уж раз десять трясли по этому делу. Ну а вы-то сами, что думаете?

– Я только проверяю факты, – сказал я. – Большое вам спасибо, мистер… простите, не знаю вашей фамилии.

– Фэллон, Герби Фэллон.

– Супруга ваша здесь вместе с вами работает, мистер Фэллон?

– Нет, моя жена умерла год назад, я управляю мотелем один.

– Понятно. Еще раз спасибо.

Я отправился в отведенную мне кабину, нырнул под одеяло, но целый час не мог уснуть.

Поднявшись с первыми лучами зари, я позавтракал в круглосуточном ресторане, выпил три чашки кофе, после чего позвонил Берте Кул.

– Какого черта ты мне звонишь спозаранок? – разозлилась она.

– Требуется твоя помощь, Берта.

– Слушай, Дональд, – сказала она, – а ведь твои дела плохи.

– Сам знаю, что плохи.

– Селлерс считает, что ты замешан в убийстве. Он пока что этого категорически не утверждает, чтобы от него не потребовали всех доказательств, которыми он пока не располагает, но мне он сказал, что ты завяз плотно. Какого черта ты тогда из нашей агентской машины подавал сигналы этой шлюшке?

– Я хотел с тобой поговорить, Берта. Мне нужна твоя помощь.

– Хорошо, – сказала она. – Тебе нужна моя помощь. Раз ты поднимаешь меня ни свет ни заря, тогда уж выкладывай сразу все до конца, что ты от меня хочешь.

– Я хочу встретиться с тобой у дома гостиничного типа на Вектор-стрит.

– Когда?

– Через полчаса.

– О боже, Дональд, пощади. Мне нужно выпить кофе и…

– Кофе выпьешь, но не завтракай. На это тебе не хватит времени.

– Что я должна буду делать на Вектор-стрит?

– Ты мне потребуешься как свидетельница.

– Свидетельница чего?

– Весьма важных событий. Приедешь?

Берта застонала, но согласилась.

– Ладно, приеду.

В семь тридцать Берта Кул встречала меня у дома на Вектор-стрит.

– Доброе утро, Берта.

Берта метнула в меня ненавидящий взгляд.

– Доброе утро, моя задница! Ты прекрасно знаешь, что я, как бешеная собака, если не выпью свои три чашки кофе.

– Сегодня ты их не проглотила?

– Я выпила на бегу только одну, и мне хочется кому-нибудь отгрызть башку.

– Прекрасно, именно в таком настроении ты мне там и понадобишься.

– Что я должна делать?

– Я собираюсь побеседовать с одной женщиной. Думаю, что она окажется очень красивой женщиной. Полагаю также, что она постарается пустить в ход секс, шарм и все лукавство, на какое она способна.

– Ладно, если она со мной будет лукавить, я попросту дам ей в морду, – заявила Берта.

– Вот по этому поводу я как раз хочу тебя предупредить, Берта. Желательно, чтобы ты держалась в сторонке и, так сказать, на линию огня не выходила. Просто сиди и наблюдай. А если ты придешь к выводу, что она врет и пытается использовать свою сексуальную привлекательность, чтобы подсластить ложь, вот тогда приступай к работе. А если она, по твоему мнению, будет говорить правду, тогда просто продолжай присутствовать в роли свидетеля.

– Ладно, – сказала Берта. – Давай скорее с этим разделаемся. Ужасно хочется дорваться до яичницы, жареной картошки, полудюжины сосисок и полного кофейника.

– Прекрасно, только еще раз напоминаю: держись в тени, пока не придешь к определенным выводам.

Мы поднялись на лифте, и я позвонил в квартиру Паулины Гарсон.

Только после третьего звонка сонный голос спросил:

– Да, да, что такое?

– По очень важному делу. Мы должны немедленно с вами увидеться.

– Кто вы такие?

– Я – Дональд Лэм, следователь, который…

– О, ну как же! Мэрилин мне о вас рассказывала. Она говорила, что вы очень милый человек. Так что же вы хотите, мистер Лэм?

– Просто хочу с вами поговорить, причем немедленно.

– Понимаете, я не одета и дома у меня не убрано.

– Я могу обождать несколько минут, но не более. Дело не ждет.

– Хорошо, – сказала она. – Пять минут.

Мы прождали в коридоре у двери семь минут. Берта то и дело поглядывала на свои усеянные бриллиантами часики и сверлила меня глазами, твердыми, как бриллианты на ее запястье.

Молодая женщина, открывшая нам дверь, была облачена в халат с боковыми разрезами на «молниях». На ней были чулки и туфли, волосы старательно расчесаны, тени на веки положены в меру, а рот тщательно подведен помадой.

Глядя в мою сторону и помахивая длинными ресницами, она сказала:

– Доброе утро, мистер Лэм! Сожалею, что я… А это кто?

– Берта Кул, моя коллега. А это Паулина Гарсон, Берта.

– Заходите, – пригласила Паулина.