– Что у вас?.. Две тысячи долларов? Извините, нас это не интересует. Все служащие фирмы брошены на розыски пропавшей машинки пятилетнего ребенка, который не помнит, где ее оставил...

Берта сделала вид, что бросает трубку на рычаг. А я открыл дверь, чтобы вернуться к себе.

– Куда, черт возьми, ты уходишь? – завопила она.

– Хватит истерик, у меня полно дел!

– Спешишь послужить этой плоскогрудой внебрачной с голубыми глазами? К черту! Вернись и послушай, что тебе говорят!

– Пока ничего стоящего я не услышал.

Берта в ответ сжала свои бульдожьи челюсти, протянула руку к каким-то бумагам на столе, и опять сверкнули бриллианты на ее унизанных кольцами пальцах.

– Посмотри вот это. Малкольм Гринлеаз Бакли исчез неделю назад. Его жена Дафни Бакли в отчаянии. Она хочет, чтобы мы его разыскали.

– Почему? – явно невпопад задал я вопрос.

– Почему? – опять заорала Берта. – Откуда, черт возьми, я могу знать? Видимо, потому, что она любит этого сукиного сына.

– Что-нибудь со страховкой?

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Вознаграждение назначено в пятьсот долларов. Женщины обычно не бывают слишком щедрыми через неделю после разъезда с мужем.

В глазах Берты сразу зажегся огонек интереса к моим словам.

– Нет, ты все-таки умный шельмец, Дональд! – с некоторой долей восхищения произнесла она. – Иногда я задумываюсь над тем, как у тебя это получается? И почему до сих пор женщины не вытащили золотые коронки у тебя изо рта, не сорвали с тебя рубашку, а самого не выбросили на съедение рыбам?

– Значит, все-таки дело в страховке?

– Семьдесят пять тысяч долларов и двойная компенсация в случае несчастного случая.

– Так с чего же в таком случае мы начнем?

– Ты начнешь с разговора с миссис Бакли, ее имя Дафни. Не правда ли, звучит как название какого-то блюда?

– И ты позволяешь мне с ней поговорить?

– Не волнуйся, все финансовые детали с ней уже обговорены. Можешь спокойно дать ей возможность рассказать тебе все, положив ножку на ножку и придумывая все, что ей придумается. Но ничего не поможет. Гонорар определен, и, если ты хочешь знать о таком типе женщин, Дональд, она даже бровью не поведет в твою сторону. Она знает, что я не дам ей ни на цент снизить мой гонорар.

– Где мне ее найти?

– В жилом квартале Рейнголд, квартира 721, она ждет. Надеюсь, она тебе расскажет всю правду, если еще не передумала, пока ты тут ковырялся и изображал доброго дядюшку.

– А как насчет денег на расходы?

– Она оставила на расходы три сотни. И смотри, ни цента больше, иначе придется тратить из нашего гонорара.

– Но этого будет недостаточно.

– Нет уж, постарайся уложиться.

– Хорошо, я выпишу чек на три сотни долларов, – мне ничего не оставалось, как согласиться.

– Ты можешь пока взять на расходы пятьдесят, потом зайдешь и возьмешь еще, если понадобится.

– Нет, я так не работаю! Начну с тремя сотнями в кармане, а потом, если понадобится, потребую еще, а если не израсходую их, то верну.

Берта начала медленно краснеть, но я не стал дожидаться нового взрыва возмущения, распахнул дверь и вернулся к себе в офис.

Элси все еще разговаривала с Сандрой Иден.

– У девочки есть какие-нибудь фотографии? – спросил я, глядя на записи, которые сделала Элси.

– Она думает, что у ее матери они есть.

– Как ты сюда добралась? – спросил я Сандру.

– Автобусом.

– Хочешь обратно доехать со мной на машине?

– С вами?

Я кивнул. У нее сразу загорелись глазки.

– С большим удовольствием, – проворковала она.

– Пошли.

Элси Бранд проводила нас задумчивым взглядом.

Я получил у кассира причитавшиеся мне на расходы три сотни, посадил Сандру в старенькую машину нашего агентства, и мы помчались на встречу с ее матерью. Они жили в довольно облезлом доходном доме, и миссис Иден, естественно, не ждала никаких посетителей.

– Я похожа на пугало, – засмущалась она, – и просто не могу сейчас с вами беседовать. Я должна надеть на себя что-нибудь поприличнее.

– Мне нужен ваш голос, а не ваш внешний вид. И, знаете, у меня очень мало времени, миссис.

– Сандра сказала мне, что идет в ваше агентство. – Она посмотрела на Сандру, и я увидел в ее глазах огромную любовь к девочке. – А я ее предупреждала, что вряд ли это дело вас заинтересует, ведь понадобятся деньги, чтобы вести расследование.

– Ну, вообще-то вы правы, – ответил я.

– А денег у нас нет, как и многого другого.

– Вы работаете?

– Работала.

– Бросили из-за нездоровья?

– Меня попросили уйти с работы, они считали, что я ее выполняю слишком медленно. Хотя я согласилась бы работать, даже если бы боль была вдвое сильнее... Я боролась с ней...

– А что за болезнь у вас?

– Думаю... у меня опухоль. Доктора советовали сделать операцию еще полгода назад.

– И вы ждете эту операцию шесть месяцев?

– Я должна была работать, а сейчас на операцию просто нет денег.

Я поднялся, прошел в небольшую кухоньку и открыл холодильник. В нем стоял пакет с молоком и ничего больше: ни яиц, ни масла, ни мяса.

Она разозлилась.

– Что это вы себе позволяете, идете в кухню, будто у себя дома?

– Извините, миссис Иден.

– Знаете, мистер Лэм, думаю... – голос ее задрожал, – я не могу себе позволить быть слишком гордой...

– Расскажите о дядюшке Эмосе, – попросил я.

– Его полное имя Эмос Гейдж. Он должен скоро получить деньги от фонда опеки, которые оставил ему его дядя.

– Как имя этого дяди?

– Элберт.

– Расскажите об этих деньгах.

– Эмос Гейдж должен их получить, когда ему исполнится тридцать пять лет, но только в том случае, если он не совершит до этого никакого преступления. Если же он не доживет до этого возраста или совершит преступление, то деньги переходят к различным фондам милосердия.

– Сколько лет сейчас Эмосу Гейджу?

– Должно исполниться тридцать пять через несколько недель. До этого срока попечители выдают ему небольшую сумму на жизнь.

– Трудная ситуация... Вождение машины в нетрезвом состоянии – это уже преступление. И очень многие его совершают, находясь в разной степени опьянения.