– Очевидно, вы были злы на Эндикотта? – спросил я.

– Еще бы! После всего, что я для него сделала. Я была полностью ему предана! Мирилась с его придирками... А он принял на службу эту маленькую шлюшку. Если бы она хотя бы хорошо работала, но она даже не умела печатать на машинке. Эта девка обвела его вокруг пальца и...

– И вы устроили сцену?

– Никакой сцены я не устраивала! Я просто сказала ему, что если он хочет иметь любовницу, то должен держать ее в квартире, а не в офисе, подвергая опасности бизнес. Я добавила, что если старшим секретарем буду я, то он должен дать это понять маленькой потаскушке, у которой хорошенькое личико и фигурка, но не мозги, чтобы указывать мне, что я должна делать.

– Поэтому он вас уволил?

Хелен заплакала.

– Он вас уволил? – настаивал я.

– Уволил, черт бы его побрал! – всхлипывая, ответила она.

– Так-то лучше, – промолвил я. – Значит, вы пошли к миссис Эндикотт. О чем вы ей сообщили?

– О том, что произошло. Карл Эндикотт отправил Джона Энсела и еще одного человека в джунгли Амазонки, прекрасно зная, что посылает их на верную гибель. Он хотел избавиться от них обоих.

– Когда вы об этом узнали?

– Незадолго до разговора с миссис Эндикотт.

– Почему так поздно?

– Потому что... потому что я не позволяла себе даже сомневаться в порядочности моего босса.

– Как вы узнали о том, что их ожидало на Амазонке?

– Другая экспедиция раньше была послана в те же места. Всех ее участников убили, и Эндикотт об этом знал.

– Откуда?

– Экспедицию отправила другая нефтяная компания, и Эндикотт получил об этом информацию.

– Как?

– Письменно.

– И где это письмо?

– Полагаю, в его архиве.

– Вы не забрали его с собой, когда уволились?

– Нет, и жалею об этом.

– И у вас нет фотокопии?

– Нет.

– Значит, вы никак не можете доказать то, что знаете?

– Только тем, что я видела письма. Я отпечатывала некоторые его запросы.

– Эндикотт заключил с вами какое-нибудь соглашение, когда уволил вас? Относительно компенсации?

– Почему он должен был это делать?

– Да или нет?

– Нет.

– Вы живете на ваше жалованье?

– Я – трудящаяся девушка.

Я окинул ее взглядом. Шесть лет назад она, наверное, была лакомым кусочком. Тогда ей было двадцать девять, а сейчас – тридцать пять. Впрочем, печатала она виртуозно.

– Было бы скверно, если бы эта история вышла наружу, – заметил я.

– В каком смысле?

– Боссам не нравятся секретарши, которые, разозлившись, ходят к их женам и рассказывают им о делишках мужей.

Она задумалась, а я посмотрел на часы.

– Мне пора бежать, Хелен. Я занимаюсь убийством Эндикотта, и у меня работы невпроворот. Было очень любезно с вашей стороны уделить мне вечер.

– Спасибо за чудесный обед, Дональд, – сказала Хелен.

Она проводила меня до двери. Я поцеловал ее на прощанье, но от этого поцелуя было мало радости. Хелен была занята своими беспокойными мыслями.

Мэр Тэбер был человеком лет пятидесяти пяти, с тяжелым подбородком, толстыми губами, холодными серыми глазами и привычкой говорить настолько быстро, что слова походили на пулеметные очереди.

Купер Хейл был низеньким, полным и тихим человечком. Он окинул меня внимательным взглядом и отвернулся.

Берта представила нас, и мы обменялись рукопожатиями.

– Эта огласка весьма некстати, – заговорил Тэбер. – Как будто она исходит из вашего офиса. Не знаю, что у вас за источники информации, Лэм, и знать не хочу. Но газеты намекают, что городская администрация Ситрес-Гроув позволяет каким-то дурацким зональным тарифам стоять на пути прогресса. – Он помолчал, глубоко вздохнул и затарахтел снова: – Мне это не нравится. Так дела не делаются. Если у вас есть какие-то законные претензии к городу, приезжайте в Ситрес-Гроув и изложите нам их. Не знаю, чего вы добиваетесь. Мне известно, что вы замешаны в деле об убийстве Эндикотта, и хотя я не готов к публичным обвинениям – пока что, – у меня не выходит из головы, что тут есть какая-то связь.

– Вы имеете в виду, что моя информация лжива? – спросил я.

– Конечно, она лжива!

– А как же насчет взноса на избирательную кампанию Кроссета?

– Это очень неприятная история. Я близкий друг Кроссета, уважаю его и восхищаюсь им. Он человек безупречной честности и высочайших моральных принципов, поэтому любое пятнышко на его репутацию кажется ему кучей грязи. Я очень огорчен, что это произошло.

– Кроссет тоже, – заметил я.

– Его ведь уполномочили принимать взносы, полагаясь на его добросовестность.

– Не сомневаюсь.

– Тогда зачем раздувать эту историю?

– Кроссет сложил с себя эти обязанности, не так ли?

– Да.

– Почему?

– Потому что, как я вам уже объяснил, у него слишком высокие моральные принципы.

– А как насчет других?

– Каких других?

– Которые тоже получили по две тысячи долларов на их предвыборную кампанию?

– Вам известно, что кто-то еще получил деньги?

– Насколько я понял, еще один член городского совета заявил, что принял такой же вклад.

– Ну и что в этом дурного?

– Ничего.

– Тогда зачем это затевать?

– Я ничего не затеваю.

– Но вы задали вопрос.

– Я просто пытаюсь ознакомиться с ситуацией.

Хейл повернулся и поднял на меня взгляд.

– В конце концов, – заметил он, – ваше положение тоже может оказаться не таким уж неуязвимым, Лэм.

– В каком отношении?

– Во многих.

– Назовите их.