Мой господин достал из кармана один из блокнотиков, в которых постоянно вел записи, и принялся вырывать из него страницы:
— А пока я подготовлю свое временное выздоровление. — Эбенезум начал рвать страницы на полоски. — Когда Хендрик размахивает своей дубиной, я чихаю. Однако, когда дубина в мешке, мой нос в полном порядке. Он просто не чувствует колдовского запаха дубины. Таким образом, если мой нос утратит чувствительность к волшебству, я перестану чихать! — Он свернул одну из полосок в тугой цилиндр. — Но как это приспособление сможет противостоять насморку?
Учитель подержал бумажный цилиндр у меня перед глазами, чтобы я мог как следует его рассмотреть, и засунул его себе в ноздрю.
В дверь опять постучали.
— Самое время, — заметил Эбенезум и вытащил бумажный цилиндр из носа. — Вунт, посмотри, кто там на этот раз.
Это была Визолея. Она сменила свою грубую колдовскую мантию на легкое платье из струящейся ткани с глубоким декольте. Визолея одарила меня выразительным взглядом ярко-зеленых глаз и улыбнулась:
— Ты Вунтвор, не так ли?
— Да, — еле слышно ответил я.
— Я бы хотела поговорить с твоим учителем, Эбенезумом. — (Я посторонился, пропуская ее в комнату.) — Мне всегда хотелось пообщаться с колдуном такого уровня.
— В самом деле? — откликнулся мой господин.
Визолея обернулась ко мне и коснулась моего плеча тонкими пальцами:
— Вунтвор? Не мог бы ты ненадолго оставить нас с твоим учителем наедине?
Я глянул на Эбенезума, тот торопливо закивал.
— Позволь, я расскажу тебе о Золотой Звезде, — предложила Визолея, когда я прикрывал за собой дверь.
Некоторое время я, словно оглушенный, простоял у дверей в нашу комнату. У меня было такое чувство, что Визолея пришла к нам не только затем, чтобы поговорить с моим учителем. Последнее время в родных краях я прославился тем, что поддерживал дружеские отношения не с одной молоденькой леди, но Эбенезум каким-то образом умудрялся оставаться выше подобного рода известности.
Но я — всего лишь ученик, и мне неведомы нюансы личной жизни волшебника. Я опустился по стенке на пол и подумал, удастся ли мне заснуть на холодных каменных плитах, одновременно мечтая о девушке- служанке, которая сделала бы мой ночлег более комфортабельным.
Она хотела уйти.
— Подожди! — закричал я. — Я — ученик волшебника. Когда еще у тебя появится возможность пофлиртовать с кем-нибудь хоть вполовину интереснее, чем я?
Она не слушала. Ее уносило все дальше и дальше от меня. Я побежал за девушкой в надежде сократить дистанцию между нами. Все бесполезно. Она меня не замечала. Я вцепился в ее коротенькое платье служанки, выхватил из рук поднос и стал умолять выслушать меня.
— Проклятие, — произнесла она слишком уж низким для девушки голосом.
Я проснулся и увидел перед собой освещенное факелом лицо Хендрика.
— Осторожнее, Вунтвор! В этих коридорах спать небезопасно! По ночам здесь полно демонов! — Воин склонился еще ниже, его раздутые щеки нависли надо мной, он зашептал: — Ты стонал во сне, сначала я подумал, что ты тоже демон!
Я заметил, что в свободной руке он сжимает Голову-с-Плеч.
— Иногда я не могу заснуть по ночам, так боюсь демонов. Странно. Сегодня я ни одного не видел. Хватайся за дубину! — Хендрик помог мне подняться. — Отчего ты так стонал в коридоре?
Я пересказал ему мой сон о девушке-служанке.
— Да-а! — откликнулся Хендрик. — Это место кишит ночными кошмарами. Этот треклятый дворец построен проклятым дедом Урфо, кто-то звал его Вортерк Коварный, кто-то — Минго Сумасшедший. Были и те, кто звал его Элдраг Злобный, не говоря уже о тех, кто называл его Гришбар Плясун. Но это уже другая история, я сейчас о заколдованных коридорах, придуманных Вортерком. Здесь удивительная слышимость, самый слабый звук доносится на большие расстояния, ты думаешь, что он идет с одной стороны, а он идет совсем с другой. Тихо, ни звука!
Я не сказал Хендрику, что, кроме него, тут пока никто не говорил, так как откуда-то издалека действительно доносился голос, который без конца что-то выкрикивал. Я навострил уши. Похоже, кричали:
— Убить Эбенезума! Убить Эбенезума! Убить Эбенезума!
— Проклятие! — зарычал Хендрик.
Я шагнул на звук голоса. Хендрик ухватил меня за куртку своей здоровенной ручищей и потащил по лабиринту коридоров. На каждом перекрестке он останавливался на долю секунды, выжидая, когда крики подскажут, куда поворачивать. Иногда казалось, что мы идем на голоса, иногда — совсем наоборот. Я запутался в считаные минуты.
Голоса стали отчетливее. Разговаривали двое. Один уже не кричал, но оба были возбуждены.
— Я так не думаю.
— Но мы должны сделать это!
— Ты слишком торопишься!
— А ты вообще не собираешься действовать! Сто лет пройдет, пока мы доберемся до этих сокровищ!
— Если я доверю тебе это дело, нам вообще ничего не достанется! Нам надо привлечь на свою сторону Эбенезума!
— Нет! Разве ему можно доверять? Эбенезум должен умереть!
— А может, мне лучше объединиться с Эбенезумом и обойтись без тебя?
Хендрик внезапно остановился, и я налетел на него со спины. Доспехи воина предательски звякнули.
— Там кто-то есть!
Дверь напротив нас распахнулась. Я замер, ожидая появления обладателей голосов.
Появилось кое-что другое.
— Сгинь, — пробормотал Хендрик, увидев, как что-то ползет в нашу сторону.
Это можно было бы назвать пауком, если бы оно не было с меня размером и не обладало дюжиной лап вместо восьми. К тому же оно было ярко-красного цвета.
Хендрик занес дубину над головой. Почему-то Голова-с-Плеч на этот раз мне показалась не такой внушительной, как раньше.
Нечто зашипело и скакнуло через коридор. За ним из комнаты последовало еще одно нечто. Оно походило на огромную, раздутую клыкастую зеленую жабу. Зеленое нечто прыгнуло вслед за наукообразным и зарычало в нашу сторону.
— Сгинь, сгинь, — хрипел Хендрик.
Я решил, что благоразумнее будет бежать, но воин преграждал единственно возможный путь отступления.
Жирная жаба прыгнула перед паукообразным. Казалось, ее клыкастая пасть расплылась в улыбке. Красная многоножка перебралась через жабу в нашем направлении. Жаба зарычала и стряхнула с себя конечности красной твари, но четыре лапы все же зацепились за нее, и паукообразное оказалось впереди жабы.
Жаба сиганула прямо на красную многоножку. Паукообразное зашипело, земноводное зарычало. Лапы этих тварей сплелись, они покатились по коридору, и вскоре, кроме мелькающих лап и слюнявого оскала, уже ничего нельзя было разобрать.
Обе твари исчезли в облаке вонючего коричневого дыма.
— Сгинь, — пробормотал Хендрик.
У нас за спиной открылась еще одна дверь.
