может холода.

Я не попалась на эту удочку. Планета моего напарника больше полугода утопает в снегу, и у его народа развилось нездоровое благоговение перед минусовыми температурами. Они приписывают леденящему холоду всякие благотворные свойства: он развивает выносливость, физическую и духовную силу… Я же могу сказать по этому поводу, что он развивает лишь иррациональное презрение к тем, кому не повезло родиться посреди снега и льда.

— Ярун, посмотри южное озеро, — велела я, — и его южное побережье.

Он застучал по клавишам. Далеко под нами один из четырех зондов стрелой полетел к воде и вошел в нее, потеряв большую часть своей скорости. Всплеск был достаточно велик, чтобы его смогли зарегистрировать три других зонда; на карте возникло красное пятно, помечающее место погружения, и медленно угасло, когда компьютер обработал и зафиксировал данные.

— Вода чистая, — говорил Ярун по мере того, как утонувший зонд начал передавать данные. — Обычные естественные микроэлементы; никаких при знаков промышленных отходов. Количество микроорганизмов минимально.

— Это что-нибудь значит? — спросила Проуп.

— Скорее всего, нет, — ответила я. — На количество микроорганизмов в любой данной местности могут воздействовать самые простые факторы — сильное течение, к примеру, или недавний дождь.

— Тем не менее… в этом есть что-то зловещее, правда?

Я вообще не стала ей отвечать.

— Давай сосредоточимся на вон тех обрывистых берегах, — я указала на южную часть побережья.

— Почему здесь? — спросил Чи, пока Ярун посылал три оставшихся зонда в низкий полет.

Я сама застучала по клавишам, увеличивая масштаб.

— Сверху нам обеспечен хороший обзор. Если придется там задержаться, в нашем распоряжении будет свежая вода, но в краткосрочном плане не придется иметь дело с живностью, которой, конечно, много на побережье.

— А вдруг что-то очень скверное нападет на вас и сбросит с обрыва? — спросила Проуп.

— Если мы увидим что-то по-настоящему скверное, я сама спрыгну с обрыва, — ответила я. — Костюмы защитят нас от удара, а прыжок далеко вниз — прекрасный способ быстро уклониться от борьбы.

Судя по выражению лица Проуп, было ясно, что она думает о людях, предпочитающих спрыгнуть с утеса, а не встретиться лицом к лицу с чем-то очень скверным; и все же язык капитан придержала.

— Картинки, — сообщил Ярун.

Карта на экране замерцала, сменившись изображением залитого солнцем луга, усыпанного желтыми цветами. С одной стороны уходило в небо лиственное дерево, похожее на клен. В ветвях порхала птица, но слишком быстро, чтобы как следует разглядеть ее; по крайней мере, у нее было два крыла, маленькая голова и черное или темно-коричневое тело. На расстоянии нескольких десятков метров позади дерева начинался обрыв к искрящемуся голубому озеру.

Изображение медленно смещалось в сторону по мере полета зонда. Мы увидели сероватое обнажение горных пород, новые лиственные деревья, кусты. Что-то или кто-то мелькал в этих зарослях, и разум подсказал мне — «кролик»… однако разведчик должен избегать скороспелых суждений. Человеческий мозг по-прежнему безнадежно цепляется за Старую Землю и всегда интерпретирует любой мимолетный образ как земной, независимо от того, насколько чужеродно на самом деле создание.

— Переместись на десять километров к востоку, — попросила я, и Ярун застучал по клавишам.

Проуп усмехнулась:

— По-твоему, этот луг выглядит слишком опасным?

Я сделала жест в сторону экрана:

— Вы не заметили, что в зарослях бегают животные?

— Ты боишься таких маленьких зверей?

— Я отношусь к таким маленьким зверям настороженно, — ответила я, — потому что боюсь того, от кого они, возможно, убегают.

Картинка сменилась изображением, поступившим от другого зонда; теперь мы как бы парили над озером и смотрели на обрывистый берег снизу. Склон утеса зарос травой и низкорослым кустарником. Здесь и там виднелись пятна голой песчаной почвы, скорее всего, оставшиеся после весенних ручьев. Эрозия медленно разъедала верхнюю часть утеса; в одном месте край обрушился, и пласт земли утащил за собой большую полосу зарослей.

Зонд летел в сторону суши, медленно поднимаясь, и это дало нам возможность увидеть, что находится наверху: еще один усыпанный цветами луг, с разбросанными на нем камнями, покрытыми лишайником. Совсем недалеко от края утеса параллельно ему тянулось глубокое ущелье — скорее всего, русло ручья, пробившего себе путь к озеру. На склонах ущелья росли деревья, однако на равнине их не было.

— Вот пример того, о чем мы говорили, — сказала я, указывая на экран. — Если деревья растут на склонах ущелья, значит, они должны расти и на полях — им легче укореняться на ровной поверхности, чем на наклонной. Однако впечатление такое, будто равнина расчищена от них.

— И ты снова дрожишь от страха? — спросила Проуп.

— Ничуть, — я сделала все, чтобы сдержаться. — Расчищенная местность хорошо подходит для высадки. Меньше вероятность удариться при падении, и ничто не мешает разглядеть тварей, которые кинутся, чтобы сожрать вас, — я посмотрела на Яруна. — Что скажешь?

Вместо ответа он начал медленно поворачивать картинку на экране на 360 градусов. Луг выглядел очень мирно — никакого движения в мягко покачивающейся под ветром траве.

— Сенсоры улавливают насыщенную животную жизнь, — сообщил мой напарник, — но ничего крупного. В основном, насекомые. Изредка полевые мыши. Точнее говоря, какие-то теплокровные животные размером с полевую мышь.

— Есть какие-нибудь соображения? — спросила я, ни к кому не обращаясь. Проуп выглядела так, словно хотела съязвить, но понимала, что это лишь затянет дело. — Ладно, — сказала я Яруну. — Запускай зонд, который послужит якорем для «сперматозоида». Бессмертие ждет.