головные боли, молча села рядом, положила ее голову себе на колени и стала осторожно расчесывать скомканные волосы. Как ни странно, но после этого головные боли у матери прошли. И в тот момент она дала сама себе слово — Николай женится только на Кларе. Почему? Призналась, что сама этого ни понять, ни тем более объяснить она не в состоянии. А может, просто не хотела говорить настоящей причины. Но Николая это теперь не очень-то и волновало. Он уже и сам понял, что Клара и есть его любовь и судьба, а все остальное — досужие вымыслы.
… — Может, с чаем и бутерброд съешь? — сдвигая в сторону бумаги на столе и ставя перед ним дымящуюся чашку, спросила Клара Георгиевна.
— Ты меня так совсем избалуешь, — хохотнул Николай Никифорович, с нежностью глядя на жену, — раньше времени в раю себя почувствую.
— Ты лучше бы думал, как ада избежать, — поняв его слова по-своему, сказала Клара Георгиевна и, махнув на него рукой, вышла.
Николай Никифорович с улыбкой посмотрел ей вслед, но промолчал. Он-то имел в виду совершенно иное. Забыла Клара, хотя и не мудрено — четверть века ведь прошло, о таких ли пустяках помнить! И тут же возразил сам себе — нет, не пустяки…
Как раз четверть века назад ему выделили садовый участок за Серпуховым, на Оке, среди красивейших мест, воодушевлявших гениального русского художника Поленова. Далековато, конечно, и добираться тяжело — с электрички до дачи пешком еще добрый час топать. Но оказалось, что это были рассуждения отвлеченной теории. В реальности же ни долгая утомительная дорога, ни тяжелые рюкзаки за спиной, с которыми весной пол-Москвы устремлялось тогда за город, не смогли преуменьшить радость и душевный трепет при виде красоты тех мест. Словами такое передать невозможно, может, поэтому Николай Никифорович с женой и преодолевали километры живописной равнины фактически молча. Они просто впитывали эту красоту, очищались ею от наносной городской сумятицы, уличного шума и громоздкой бетонной окружающей серости.
Один раз только Николай Никифорович и нарушил молчание по пути к даче почти у самой кромке леса. Даже неожиданно для самого себя. Остановился, сбросил рюкзак и, повернувшись к усталой на вид, но счастливой жене, совершенно серьезно спросил:
— Ты знаешь, где находится рай?
— Да Бог его знает, — пожав плечами, улыбнулась жена. — А ты что, торопишься туда попасть?
— Я тебе сейчас покажу рай…
И он почти упал на траву. Раскинув руки и глядя в безбрежную синь неба, Николай Никифорович вдыхал запах луговых цветов, слушал стрекотанье кузнечиков, пересвист птиц и просто кожей ощущал, как сила этой благодатной земли вливается в него, переполняет любовью к Жизни. Еще тогда он подумал, что лишь человек духовный, а не просто разумный, тем более образованный, и способен, сохраняя такую Божественную благодать, пользоваться ею не только для ублажения своих телесных нужд, но и духовных потребностей. Природа дает людям и все необходимое для своего жизнеобеспечения, и не дает опуститься человеку до низменного животного.
Пустяк это или нет? Скорее всего нет, тем более этот эпизод, очевидно, не прошел бесследно и для Клары Георгиевны. Дачные соседи называют ее не иначе, как женщиной, которая любит цветы. Может, знакомство то с раем и сыграло в этом решающую роль?
И сейчас это видение возникло в памяти так ярко и отчетливо, словно Николай Никифорович только вчера приехал с дачи. Да за окном зима навалила такие сугробы, словно хотела скрыть неудачи технического прогресса людского. Для очищения. И завершения.
«Впрочем, — подумал вдруг Николай Никифорович, — седина на его голове тоже упрямо свидетельствовала о неумолимости времени, требовала, очевидно, завершение начатых дел, приведения их в соответствие, так сказать, с конечной целью…».
Для Лукьянчикова определенной вехой стало создание Международного движения за ноосферное развитие общества. Произошло это еще в 1997 году. Однако последнее время Николая Никифоровича не отпускало чувство какой-то незавершенности, будто в данном деле не хватало чего-то существенного. А может, это и было косвенной причиной того его внутреннего состояния дискомфорта, которое он испытывал? И воспоминания прошлого рождены тоже этой причиной? Вполне возможно. Вроде бы даже на недавнем заседании Московского отделения Петровской академии наук и искусств об этом намекал и академик РАЕН Александр Александрович Улитин. Точно, во время выступления он так и заявил, что, мол, движение набирает силу и поэтому назрела необходимость подумать и о подобии некоего примерного свода законов, где четко и ясно прописать цели, задачи и конкретные действия на сегодняшнем этапе членов движения за ноосферное развитие общества.
Нет, встрепенувшись, подумал вдруг Лукьянчиков, называться это должно по-другому. Николай Никифорович пододвинул к себе лист бумаги и размашисто написал: «Планетарный кодекс ноосферного (разумного) развития человеческой цивилизации». И откинулся на спинку стула, облегченно вздохнув. Наконец-то он нашел причину недавних тревог и волнений. Или, скорее всего, одну из причин. Но на этой дистанции он должен достойно прийти к финишу.
Из Планетарного Кодекса:
«Править миром Разум человечества может только в сочетании с Коллективной волей наций и Коллективным воздействием на тех, кто не подчиняется коллективной воле. Любое детище Разума может быть использовано и во благо, и во зло. Примером тому может быть использование ядерной энергии. Поэтому, чтобы сохранить жизнь на Земле и изменить мир к лучшему, Разум человечества должен базироваться на духовно-нравственном начале. Главной целью его должно стать обеспечение благополучия человека, соблюдение его прав и свобод, повышение качества жизни, физического и духовного здоровья, а также гармоничное взаимодействие с природой, при котором не ставятся под угрозу интересы будущих поколений.
«Мозговым центром» по формированию Разума человечества на современном этапе должна стать существенно реформированная Организация Объединенных Наций (ООН) совместно с Советом Мудрецов и научно-исследовательскими институтами, занимающимися глобальными проблемами человечества».
Вместо заключения
… — Понимаете, чтобы люди в массе своей осознали пагубность того, что они делают, — негромко и проникновенно говорил Николай Никифорович, — как неукротимым техническим прогрессом, подогретым все возрастающими желаниями и потребностями, истощают недра Земли и лишают своих же внуков и правнуков средств к существованию, нужно время. Это процесс эволюционный. Ведь еще Вернадский писал, что человек уже реально понял — он житель планеты и ему уже по иному надо жить и мыслить. То есть не как конкретной личности или представителю определенной национальности, в масштабе целой планеты. Сколько лет после этого прошло? Тот-то и оно…
Лукьянчиков ненадолго замолкает, словно для того, чтобы я успел осмыслить сказанное им. В его небольшом рабочем кабинете была какая-то располагающая к беседам атмосфера. И я никак не мог понять, в чем тут дело, пока до меня не дошло, что она не была отягощена ни компьютером, ни мобильным телефоном. И писал свои статьи Николай Никифорович по старинке — пером по бумаге.
— Еще в 1931 году Вернадский понял, что осознание его идей — впереди. Но будущее — понятие растяжимое, можно и опоздать, если его видимые контуры не обозначатся. Для этого и трудиться надо. А не то вместо эволюционного преобразования в сознании масс прогремит иная — революционная. Я имею в виду глобальную экологическую катастрофу, которая может разразиться. Тогда-то сознание точно враз у всех прояснится. Только зачем ждать жутких потрясений и неисчислимых жертв? Если кто-то думает, что они могут его не коснуться — то это глубочайшее заблуждение, даже преступное. Нет, именно сейчас нам всем надо пытаться остановить этот «поезд смерти», в котором мы все находимся. Вернее, поезд
