каждую смелую мысль. Самоотречение — в этом все! Никакое унижение не будет для меня чрезмерным. Кажется, так бы и исколола всю себя булавками, чтобы вместе с кровью из меня вышла вся скверна!
— Что ты! — воскликнул он и привлек ее к себе, словно ребенка, прижимая ее голову к своей груди. — Вот до чего довела тебя наша потеря! Такие угрызения совести не для тебя, мой нежный цветок, а для тех дурных люде которые никогда их не испытывают.
— Мне нельзя оставаться вот так с тобой, — прошептала она.
Он все еще прижимал ее к себе.
— Почему же?
— Это слабость.
— Ты все о том же! Да разве есть на свете что-нибудь более прекрасное, чем наша любовь друг к другу?
— Есть. Все зависит от того, какая любовь… Твоя… наша — греховная.
— Я не хочу слышать об этом, Сью. Ну а теперь скажи, когда ты хочешь, чтобы наш брак был освящен в церкви?
Она помолчала, потом смущенно взглянула на него.
— Никогда, — прошептала она.
Не поняв полного значения ее отказа, Джуд принял его спокойно и промолчал. Прошло несколько минут, и ему показалось, что она заснула; он шепотом позвал ее и тут же убедился, что она не спит. Она отстранилась от него и вздохнула.
— От тебя сегодня веет чем-то странным и непонятным, — промолвил он. — Причем не только метафорически, но и в самом прямом смысле этого слова, от одежды. Я слышу запах какого-то растения, он мне как будто знаком, только я не могу вспомнить, что это такое.
— Это ладан.
— Ладан?
— Я была на богослужении в церкви святого Силы, там воздух насыщен ладаном.
— А… В церкви святого Силы?
— Да, я иногда хожу туда.
— Вот как! Ты ходишь туда!
— Видишь ли, Джуд, мне очень одиноко здесь по утрам, когда ты на работе, и я все думаю и думаю о моих… — У нее вдруг подступил комок к горлу, и ее голос пресекся. — Вот я и начала ходить туда, ведь это так близко.
— Да, да, конечно… Я ничего не имею против. Только это так на тебя не похоже! А там и знать не знают, кто находится среди молящихся!
— Что ты хочешь этим сказать, Джуд?
— Ну, проще говоря: какой скептик.
— Как ты можешь делать мне больно, когда я так страдаю, Джуд! Конечно, я знаю, ты не хотел огорчить меня. Но говорить так не следует.
— Не буду. Но я очень удивлен!
— Я хотела сказать тебе еще кое-что, Джуд. Только не сердись на меня, хорошо? Я много думала об этом с тех пор, как моих малюток не стало. Мне кажется, мне не следует больше быть твоей женой… или чем-то вроде жены.
— Как? Но ведь ты же моя жена!
— С твоей точки зрения — да, но…
— Конечно, мы боялись церковного обряда, как боялись бы многие другие, будь у них те же основания для опасений, что и у нас. Но жизнь показала, что мы ошибались в себе и преувеличивали свои пороки, и если ты начинаешь считаться с ритуалами и обрядами, я удивляюсь, почему ты не хочешь, чтобы мы немедленно обвенчались? Ты, несомненно, жена моя, Сью, во всех отношениях, разве что не перед законом. Что ты хотела сказать?
— Мне кажется, это не так.
— Не так? Но допустим, мы уже выполнили обряд? Тогда бы ты чувствовала себя моей женой?
— Нет, даже и тогда я бы этого не чувствовала. Мне было бы еще хуже, чем теперь.
— Но почему?.. Ради бога, скажи, почему, дорогая?
— Потому что я принадлежу Ричарду.
— Ах, опять эта нелепая выдумка. Ты мне уже говорила нечто подобное.
— Тогда это было лишь преходящее чувство, но со временем я все больше и больше убеждаюсь в том, что принадлежу ему или никому.
— Боже милостивый!.. Как мы с тобой обменялись ролями!
— Возможно, что так.
Несколько дней спустя в сумерках летнего вечера, когда оба они сидели в той же маленькой комнатке внизу, в парадную дверь дома плотника, у которого они жили, постучали, а через несколько минут постучали в дверь их комнаты. Не успели они открыть, как посетитель сам толкнул дверь, и на пороге выросла женская фигура.
— Здесь живет мистер Фаули?
Джуд машинально ответил утвердительно, и оба тут же вздрогнули, так как голос принадлежал Арабелле.
Он холодно попросил ее войти, и она села на скамью у окна, так что они отчетливо могли видеть ее силуэт против света, хотя все детали, по чему можно было бы составить общее представление о ее внешности, оставались в тени. И все же по каким-то еле уловимым признакам угадывалось, что сейчас она находится в стесненных обстоятельствах и одета не так вызывающе нарядно, как при жизни Картлетта.
Все трое неловко пытались завязать разговор о недавнем несчастье, о котором Джуд в свое время счел долгом сообщить ей, хотя она так и не ответила на его письмо.
— Я только что с кладбища, — сказала Арабелла. — Навела справки и нашла могилу ребенка. Спасибо за то, что сообщил мне, но я не могла приехать на похороны. Я прочла обо всем в газетах, и мне показалось, что я буду лишней… Так что, как видишь, на похороны я приехать не могла… — Будучи совершенно неспособной усвоить подходящую к случаю манеру держаться и вести разговор, Арабелла мялась и сбивалась на повторения. — Но я рада, что нашла могилку. Ты должен поставить им красивый камень на могилу, Джуд, это ведь, по твоей части.
— Я поставлю надгробье, — мрачно ответил Джуд.
— Я была ему мать… само собой, я горюю по нем, — продолжала Арабелла.
— Ну конечно. Мы все горевали.
— По тем, другим, я не так горевала, ну да это понятно.
— Разумеется.
Из темного угла, где сидела Сью, послышался вздох.
— Мне так часто хотелось забрать его к себе, — продолжала миссис Картлетт. — Быть может, тогда ничего бы и не случилось. Но, понятно, я не хотела отнимать его у твоей жены.
— Я не жена его, — послышался голос Сью.
От неожиданности такого заявления Джуд лишился дара слова.
— Ах, простите, пожалуйста, — сказала Арабелла. — Во всяком случае, мне так казалось!
По тону Сью Джуд понял, что ее слова продиктованы ее новыми, необычными взглядами, но, разумеется, до Арабеллы они дошли только в их буквальном значении. Оправившись от изумления, в которое ее повергло признание Сью, она продолжала с безмятежным спокойствием толковать о 'своем мальчугане', хотя при жизни его она нисколько не заботилась о нем, и скорбь её, чисто показная, была явно предназначена для успокоения собственной совести. Упомянув о прошлом, она снова обратилась к Сью с каким-то замечанием. Ответа не последовало. Сью незаметно вышла из комнаты.
— Она сказала, она тебе не жена? — спросила Арабелла уже другим тоном. — С чего это она так сказала?
— Не берусь тебе объяснить, — резко ответил Джуд.
— Но ведь она твоя жена, правда? Она сама мне это говорила.
— Я не собираюсь обсуждать ее слова.