вознегодовал на педагогический совет школы. В расстроенных чувствах он зашел в соседний собор, где из- за ремонта царил ужасный беспорядок. Там он присел на глыбу камня, не заботясь о том, что пыль пристанет к его брюкам, и, безучастно следя взглядом за движениями работ чих, вдруг заметил среди них Джуда — предполагаемого возлюбленного Сью и главного виновника случившегося.
Джуд не разговаривал со своим героем былых лет с тех пор, как виделся с ним у макета Иерусалима. Сделавшись нечаянным свидетелем ухаживаний Филотсона на деревенской улочке, молодой человек испытывал какую-то странную неловкость при мысли о старшем друге, не желал встречаться или вступать с ним в какие-либо отношения, а когда ему стало известно, что Филотсону удалось заручиться пусть только обещанием Сью выйти за него замуж, он откровенно признался себе, что не хочет больше ни слышать, ни видеть своего наставника, ни знать о его намерениях, ни даже вспоминать о его прекрасных качествах. В этот день Джуд ждал Сью, как они условились, вот почему, увидев в нефе собора Филотсона, который направился к нему с явным намерением заговорить, Джуд был немало смущен, однако Филотсон и сам был так смущен, что этого не заметил.
Джуд пошел к нему навстречу, а затем они отошли от рабочих к тому месту, где Филотсон только что сидел. Джуд предложил учителю сесть на кусок мешковины, чтобы не запачкаться...
— Да, да, — машинально согласился Филотсон, усаживаясь и глядя куда-то себе под ноги, словно пытаясь вспомнить, где же он находится. — Я вас надолго не задержу. Просто я слышал, что вы недавно виделись с моей приятельницей Сью, и я решил поговорить с вами. Мне лишь хотелось спросить… о ней.
— Кажется, я догадываюсь, что именно! — поспешно сказал Джуд. — Вы хотите спросить, почему она сбежала из педагогической школы и пришла ко мне?
— Да.
— Так вот… — На какое-то мгновение у Джуда возникло малодушное, жестокое желание любой ценой избавиться от своего соперника. Прибегнув к предательству, на какое может толкнуть мужчин — во всех прочих отношениях людей глубоко порядочных — ревность к сопернику, Джуд мог разделаться с Филотсоном, стоило ему заявить, что скандал разразился не зря и что судьба Сью теперь бесповоротно связана с его судьбой. Но он все-таки не поддался низменному инстинкту и лишь сказал: — Я рад, что вы были так добры и пришли ко мне откровенно поговорить об этом. Вы знаете, что они сказали? Что я должен жениться на ней.
— Что?!
— А мне так бы хотелось, чтобы это было возможно!
Филотсон вздрогнул, и его бледное лицо заострилось, словно у мертвеца.
— Я не предполагал, что дело приняло такой оборот! Господи боже!
— Нет, нет! — в ужасном, смущении вскричал Джуд. — Вы не поняли! Я хотел только сказать, что, имей я возможность жениться на ней или на ком-нибудь еще и осесть на одном месте, а не снимать комнаты то тут, то там, я бы с радостью это сделал!
На самом деле он просто хотел сказать, что любит ее.
— Но, раз уж мы начали этот неприятный разговор, что же все-таки произошло? — спросил Филотсон с решительностью человека, предпочитающего один раз испытать сильную боль, чем растягивать пытку и пребывать в неизвестности. — Бывают случаи, — а этот случай именно таков, — когда приходится задавать и не очень деликатные вопросы, чтобы избежать кривотолков и пресечь скандал.
Джуд охотно все объяснил, рассказал одно за другим все, события, включая ночь, проведенную у пастуха, и то, как она, вымокнув до нитки, пришла к нему, продрогшая после вынужденного купанья, и чуть не заболела, об их ночном разговоре и о том, как на другое утро он проводил ее.
— Хорошо, — сказал под конец Филотсон, — я верю вам на слово. Итак, я могу полагать, что подозрение, по которому ее исключили, было ни на чем не основано?
— Совершенно верно! — торжественно подтвердил Джуд. — Абсолютно ни на чем! Бог мне свидетель!
Школьный учитель поднялся. Оба чувствовали, что разговор не может гладко перейти в легкую беседу об их житье-бытье, как это принято у близких друзей, и после того как Джуд провел Филотсона по собору и показал ему кое-что из реставрационных работ, Филотсон попрощался и ушел.
Встреча эта произошла около одиннадцати часов утра, Сью так и не появилась. Когда в час дня Джуд пошел обедать, на улице, ведущей от Северных ворот, он увидел впереди свою любимую, — она, казалось, и не думала искать его. Быстро нагнав Сью, он напомнил ей, что просил ее зайти к нему в собор и она обещала это сделать.
— Я заходила в колледж за своими вещами, — сказала она, явно рассчитывая удовлетворить его таким ответом, хотя, собственно, это был не ответ. Эта уклончивость вызвала в нем желание сообщить ей то, о чем он так долго умалчивал.
— Ты не виделась сегодня с мистером Филотсоном? — спросил он.
— Нет. Но я не допущу, чтобы меня допрашивали о нем. И если ты еще что-нибудь спросишь, я не стану отвечать!
— Как странно, что… — начал было он и замялся, глядя на нее.
— Что такое?
— Что при встрече ты бываешь со мной не так мила, как в письмах!
— Тебе в самом деле так кажется? — спросила она вдруг с любопытством и улыбнулась. — Да, это странно, но мои чувства к тебе не меняются, Джуд. И когда ты уходишь, я кажусь себе такой бессердечной…
Поскольку она знала теперь о его чувствах к ней, Джуд видел, что они вступают на опасную почву. Именно сейчас, подумал он, ему, следует поговорить с ней начистоту. Однако он промолчал, и она продолжала:
— Вот почему я тебе написала, что ты можешь любить меня, если хочешь, и что я не против.
Скрытый смысл ее слов, если таковой в них был, заставил бы его возликовать, но он уже принял решение и, помолчав, начал:
— Я тебе никогда не говорил…
— Нет, говорил, — прошептала она.
— Я хочу сказать, что никогда не рассказывал тебе о своем прошлом — все до конца.
— Я догадываюсь. Примерно представляю.
Джуд взглянул на нее. Неужели она знает о той давнишней утренней церемонии, связавшей его с Арабеллой, и о том, что через несколько месяцев брачные узы были порваны с большей решительностью, чем его сделала бы сама смерть? Он видел, что она этого не знает.
— Я не могу рассказывать об этом здесь, на улице, — мрачно продолжал он. — А ко мне тебе лучше не заходить. Давай зайдем сюда.
Они стояли возле крытого рынка, это было единственно доступное для них помещение, и они вошли туда. Базарный день кончился, все ряды и прилавки пустовали. Конечно, он предпочел бы более подходящее место, но, как это всегда случается, свою историю ему пришлось поведать не среди романтики полей и лугов, не в торжественной атмосфере храма, а на ходу. Они расхаживали по полу, усыпанному гнилыми капустными листьями, вокруг была обычная рыночная грязь — загнившие овощи и прочие, уже не пригодные к продаже отбросы. Его повествование было недолгим и сводилось к тому, что несколько лет тому назад он женился и что жена его жива и поныне. Сью даже не успела измениться в лице, как с ее губ сорвалось:
— Что же ты не сказал мне раньше?
— Я не мог. Это было так трудно!
— Трудно для тебя, Джуд. И ты решил быть жестоким по отношению ко мне?
— Нет, милая, любимая моя Сью! — горячо воскликнул Джуд.
Он хотел взять ее руку, но она отдернула ее. Казалось, вдруг пришел конец взаимному доверию и остался лишь извечный антагонизм полов, который больше не смягчала взаимная склонность. Теперь она уже не была его товарищем, другом, любимой, она молчала и с отчужденностью глядела на него.
— Я стыдился этого эпизода моей жизни, который привел меня к женитьбе, — продолжал он. — Сейчас мне трудно объяснить все подробно. Но я мог бы это сделать, если б ты иначе к этому отнеслась!