На заработанные деньги, он перебрался жить еще ближе к центру. Арабелла понимала, что он теперь долго не сможет работать, и злилась, видя, какой неудачный оборот приняли дела после ее вторичного замужества.

— Ловко ты меня провел в этот раз! — говорила она. — Женился на мне, чтобы иметь бесплатную сиделку!

Джуд либо пропускал ее слова мимо ушей, либо посмеивался. Но иногда у него бывало более серьезное настроение, и тогда, лежа в постели, он рассуждал о крушении своих юношеских надежд.

— Всякий человек к чему-нибудь да способен, — говорил он. — Правду сказать, я никогда не был крепок физически для своего ремесла. Особенно трудно мне давалась установка каменных блоков, и еще меня вечно прохватывало сквозняками, когда, бывало, работаешь в здании, а окна еще не вставлены. Наверное, от этих-то сквозняков и началась моя хворь. Так вот, мне всегда казалось, что, будь у меня возможность, я мог бы в одной, области кое-что сделать — мог бы накапливать мысли и передавать их другим. Интересно, думали ли основатели колледжей о таких, как я, которые ни к чему не способны, кроме этого? Я слышал, будто скоро у таких, как я, неудавшихся студентов будет больше шансов получить образование. Уже разрабатывается проект сделать университет более доступным и расширить его влияние. Впрочем, я мало что об этом знаю. Да и поздно для меня, слишком поздно! Так же как и для многих более достойных, которые были до меня…

— И не надоест тебе пережевывать одно и то же! — говорила Арабелла. — Я-то думала, ты уж перестал сходить с ума по своим книгам! Пора бы уж кончить, если у тебя осталась хоть капля ума. Все та же придурь, что и раньше, во время первой нашей женитьбы.

Однажды, рассуждая так вслух, он невзначай назвал ее 'Сью'.

— Тебе следовало бы помнить, с кем ты разговариваешь! — возмутилась Арабелла. — Называть уважаемую замужнюю женщину именем этой… — Спохватившись, она запнулась, и он не расслышал конца фразы.

Однако с течением времени, увидев, какой оборот принимает его болезнь и как маловероятно соперничество со стороны Сью, она решила быть великодушной.

— Небось ты не прочь увидеть свою Сью, — спросила она. — Я не возражаю против ее приезда. Можешь встретиться с ней здесь, если хочешь.

— Я не желаю ее видеть.

— Ого! Вот так перемена!

— И ничего не сообщай ей обо мне, — что, я болен и все такое прочее. Она выбрала свой путь — и бог с ней!

Однажды случилось неожиданное событие: миссис Эдлин по собственному почину приехала его навестить. Арабелла, уже с полным безразличием относившаяся к тому, куда устремлены чувства ее мужа, ушла, оставив их наедине. Джуд не удержался и спросил, как поживает Сью.

— А что, их брак по-прежнему остается фиктивным? — вдруг спросил он, помня о том, что говорила ему Сью.

Миссис Эдлин замялась.

— Да нет, теперь уж не так. Совсем недавно она стала ему настоящей женой, и по своей воле.

— Когда же это случилось? — спросил он взволнованно.

— А вечером того дня, когда ты приходил. Это она в наказание себе сделала. Он не хотел, а она настояла.

— Сью, моя Сью… глупенькая моя девочка… Ах, как тяжело! Не пугайтесь моих бессвязных речей, миссис Эдлин. Когда лежишь целыми часами один, поневоле начинаешь разговаривать сам с собой… Когда- то она была женщиной, перед умом которой мой ум был все равно, что керосиновая лампа перед звездой. Она видела все мой предрассудки и легко смахивала их одним словом, как паутину. Но потом с нами стряслась беда, и ее разум угас, погрузился во мрак. Странное различие существует между полами: время и обстоятельства расширяют кругозор большинства мужчин и почти всегда сужают кругозор женщин. И вот свершилось самое чудовищное, — попав во власть религиозных предрассудков, она отдала себя человеку, который вызывает у нее отвращение!.. И это сделала Она, такая чувствительная, такая нежная, что даже ветер и тот, казалось, не смел сильно подуть на нее… Что касается меня и Сью, то наш век еще не созрел для нас, если взять нас в пору расцвета, когда наш разум был ясен, а любовь к правде не знала страха… Наши взгляды опередили эпоху лет на пятьдесят и потому не принесли нам добра. Мы встретили противодействие, и это надломило Сью, а меня довело до безрассудства и погубило… Вот так я и разговариваю сам с собой, миссис Эдлин, лежу и разговариваю. Должно быть, я ужасно надоел вам своей болтовней?

— Нисколько, дорогой мой мальчик. Я готова сидеть и слушать тебя хоть целый день.

Чем больше думал Джуд об известии, которое принесла миссис Эдлин, тем сильнее волновался и, наконец, пришел в такое расстройство, что стал неистово проклинать общество и его условности. У него начался тяжелый приступ кашля. В это время внизу раздался стук в дверь. Так как в доме никого не было, миссис Эдлин сама пошла вниз открывать.

Вошедший милостиво сообщил, что он доктор. Это был тощий лекарь Вильберт, его вызвала Арабелла.

— Ну, как поживает мой больной? — осведомился он.

— Плохо, очень плохо! Бедняга разволновался и ужасно богохульствует, потому что я случайно рассказала ему одну сплетню, дернуло же меня! Вы уж не обижайтесь на больного человека, что б он там ни говорил, а бог его простит.

— Ладно. Я поднимусь и погляжу его. Миссис Фаули дома?

— Нет, но скоро придет.

Вильберт поднялся наверх. Но если раньше Джуд совершенно равнодушно глотал снадобья этого знахаря, когда Арабелла пичкала его ими, то сейчас он в крайнем раздражении высказал лекарю свое мнение о нем в таких крутых выражениях и метких эпитетах, что Вильберт поспешно затрусил вниз. В дверях ему встретилась Арабелла; миссис Эдлинуже ушла. Арабелла спросила, как он находит сегодня ее мужа, и, заметив, что Вильберт не в себе, предложила ему выпить. Он согласился.

— Я вынесу вам сюда, в коридор, — сказала она. — В доме сегодня только я одна.

Она принесла бутылку и стакан, и он выпил, а Арабелла вдруг затряслась от смеха.

— Что вы мне дали, дорогая? — спросил он, чмокая губами.

— Немного вина, а в нем кое-что еще, — засмеялась она. — Тот самый любовный напиток, что вы продали мне на земледельческой выставке. Помните?

— Еще бы, еще бы! Вот умница! Теперь приготовьтесь к последствиям.

С этими словами он обнял её за плечи и поцеловал.

— Что вы, что вы! — шептала она, посмеиваясь. — А вдруг муж услышит!

Она выпустила Вильберта из дома и пробормотала, подымаясь по лестнице:

— Ну, что ж! Должна же слабая женщина обеспечить себя на черный день! Если мой бедняга отдаст богу душу, — а это, наверное, уже скоро, — неплохо иметь кого-нибудь на примете. Теперь не очень-то повыбираешь, как в молодости… Сойдет и старый, если не сумеешь подцепить молодого.

Автор подводит читателя к последним страницам повествования и рисует две сцены — одну в спальне Джуда, другую вне ее, — происшедшие в разгар вновь наступившего лета.

Джуд к этому времени так исхудал, что даже старые друзья с трудом узнали бы его. Дело было днем. Арабелла завивалась перед зеркалом — это делалось при помощи нагретой на пламени свечи спицы от зонта, на которую накручивалась прядь распущенных волос. Закончив прическу, Арабелла сделала ямочку на щеке, оделась и оглянулась на Джуда. Казалось, он спал, хотя он и полусидел в постели: лежать ему было хуже.

Арабелла в шляпке и перчатках, готовая к выходу, села и стала ждать, словно поджидая кого-то, кто должен был прийти и сменить ее у постели больного.

Доносившиеся с улицы звуки говорили о том, что в городе праздник, но в комнате было совсем не по- праздничному. Зазвонили колокола, и их звон, вливаясь в открытое окно, наполнил спальню Джуда тихим гуденьем. Услышав его, Арабелла явно забеспокоилась и под конец пробормотала:

— Почему до сих пор не идет отец?