Я кивнула.

– Принцесса под нашей защитой, – вмешался Доусон.

– Они могут встать живым барьером между мной и руками власти сидхе. Вас эта магия убьет или покалечит, но Красные колпаки – существа покрепче людей, сержант. Пусть будут нашим щитом.

Доусон посмотрел на громадные силуэты.

– Вы хотите быть для нас живым щитом?

Джонти подумал и кивнул.

Доусон повернулся ко мне и пожал плечами с видом: «Если они хотят встать под удар, то пусть их. Лучше они, чем мои люди». Вслух он сказал:

– О'кей.

Красные колпаки разместились по кругу, закрывая собой меня и солдат. Люди от их соседства слегка нервничали, некоторые спрашивали: «А они точно на нашей стороне?».

Мы с Доусоном отвечали: «Да, Джонти и его команда – за нас». Вряд ли мои ответы звучали очень убедительно, потому что все мое внимание было приковано к Дойлу – точнее, к тем мелким фрагментам, которые я видела в просветы между движущимися людьми, Колпаками и сидхе. Не думаю, что хоть что-то или кто-то еще имел для меня сейчас значение. Весь мир сузился до разлива черных волос на заиндевелой земле.

Руки целую вечность горели от желания прикоснуться к нему, когда Доусон и Джонти наконец решили, что уже безопасно. Наконец путь был свободен и можно было приподнять подол кожаного платья и побежать к нему. Я рухнула рядом с Дойлом на колени, только благодаря кожаной юбке не ободрав их о жесткую мерзлую траву. Протянула руку – и застыла. Так было странно: секундой раньше я только и мечтала, чтобы прикоснуться к нему, а теперь, когда было можно, я испугалась. Я так испугалась, что едва могла дышать сквозь застрявший в горле ком. Сердце словно не могло решить, то ли ему биться как можно быстрей, то ли не биться совсем, и в груди у меня болело. Я понимала, что это приступ панического страха, а не сердечный приступ, но мне было не важно, даже если это сердце. Если он умер, а Холод ушел навсегда, то...

Я заставила себя дышать и заставляла дальше, пока дыхание не стало глубже и ровнее. Я не сорвусь. Здесь, перед всеми – не сорвусь. Вот потом, когда останусь одна, если...

Обругав себя за трусость, я усилием воли протянула руку еще на несколько дюймов – тех, что оставались до этих длинных черных волос. Густые, роскошные, великолепные, они скользнули в сторону под моей рукой, и я коснулась шеи, проверяя пульс. Пальцы наткнулись на что-то твердое. Я отдернула руку и удивленно посмотрела на гладкую линию шеи, подставленной лунному свету. Ничего на ней не было выше воротника костюма, который Дойлу одолжил Шолто.

Я встряхнула головой и снова потрогала то же место. Глаза говорили, что я прикасаюсь к голой коже, а пальцы ощущали преграду. Что-то твердое, но обшитое тканью, что-то... Такой разнобой в ощущениях мог возникнуть лишь по одной причине.

Я придушила надежду в зародыше, не давая ей разрастись. Теперь пришлось насильно себя успокаивать по иному поводу. Радость может ослепить точно так же, как горе. Мне надо было увидеть правду – или ощутить правду, какой бы она ни была.

Я закрыла глаза, потому что обманывались именно они, потрогала шею сбоку и снова ощутила твердую ткань. С закрытыми глазами легче было понять, что там, потому что осязанию не приходилось спорить со зрением. Я отвела мешавшую деталь одежды и добралась до шеи. По первому же прикосновению я убедилась, что это не Дойл. Кожа была другая. Я поискала пульс и не нашла. Не знаю, кто лежал передо мной, но он был мертв. Еще не успел остыть, но мертв.

Не открывая глаз, я провела рукой вверх, нащупала коротко остриженные волосы и колючую отрастающую щетину, и лицо, которое не было лицом моего любимого. Иллюзия. Очень качественная иллюзия, но все же только магия, не реальность.

Меня охватило такое глубочайшее облегчение, что я упала прямо на грудь мертвеца. Это не Дойл. Он не умер! Не поднимаясь, я обняла тело, ощупывая руками форменную куртку и ремень автомата, который даже не потрудились снять. Такое пренебрежение, такое высокомерие!

Доусон присел рядом со мной, Джонти встал по другую сторону.

– Мне очень жаль, ваше высочество, – сказал Доусон, дотрагиваясь до моего плеча.

– Мрак был великий воин, – пробасил Джонти.

Я помотала головой, поднимаясь и садясь.

– Это не он. Не Дойл. Иллюзия.

– Что? – удивился Доусон.

– А почему же ты плачешь? – спросил Джонти.

Я и не знала, что плачу. Оказалось – действительно плачу.

– От облегчения, – сказала я.

– Почему они не убрали гламор? – спросил Джонти. – Почему он до сих пор выглядит Мраком?

Об этом я еще не задумывалась, но вопрос был очень правильный. Почему они не убрали иллюзию, от которой я гарантированно буду на них зла, если они собрались сдаваться? Ответ: они не собираются сдаваться. Они надеются что-то выиграть от своего обмана. Но что?

Джонти поднял меня на ноги; его пальцы не то что сомкнулись у меня на руке выше локтя, а перекрылись, едва не сложились в кулак. Он повел меня прочь от накрытого гламором тела.

– Что-то не так? – спросил Доусон.

– Да может, ничего, но не по нутру мне тут.

Я начала говорить: «Джонти», но так и не закончила. Мы не услышали звук бомбы – первой нас настигла взрывная волна. Она ударила нас, когда звук еще не долетел, и этот удар мы пропустили. В следующий миг Джонти подхватил меня на руки и закрыл собой, и только потом ударил звук, перевернув весь мир и оглушив меня. Словно удар с двух рук от злобного великана. В сказках великаны бывают невидимками – сейчас было очень на то похоже. Казалось неправильно, что такая страшная сила может быть невидимой. Что такая разрушительная мощь – это просто химикаты и металл. Что-то было в ней живое, когда она пригнула нас к земле и с размаху бросила мир на нас.

Вокруг кричали, звали на помощь. Я не видела ничего, но крики слышала. Что-то тяжелое придавило меня сверху. Руки у меня остались, я ими владела и попыталась столкнуть с себя придавивший груз, но не смогла. И чем дольше я его толкала, стараясь повернуть голову и посмотреть вверх, тем больше понимала, что же это я толкаю. На мне лежал кто-то большой и тяжелый, кто-то... Джонти.

Я прошептала его имя, не в состоянии выбраться из темного закутка под его телом. Под его широкой грудью мне видны были только подсвеченные контуры его тела, и ничего больше. Земля подо мной была твердая, иней на траве подтаял, а значит, мы с Джонти лежим здесь уже достаточно долго, чтобы земля начала прогреваться. Сколько же мы лежим? Сколько времени прошло? Кто звал на помощь? Точно не Красные колпаки. Они на помощь не зовут. Наверное, солдаты, люди-солдаты. О Богиня, дай мне помочь им. Пусть они не умрут. Не дай им умереть за меня, это так несправедливо!

Упершись в землю, я толкнула Джонти изо всех сил. Он немного сдвинулся, но на этом мое везение кончилось. Он больше не двигался. По рукам побежала теплая жидкость, стала впитываться в рукава. Что кровь теплая – хорошо. То ли это его собственная кровь, и тогда он еще жив, раз она не успела остыть, то ли это волшебная кровь с его колпака, и тогда он точно жив. Ко мне пробивалась тонкая полоска лунного света – ночь еще не кончилась. Руки задрожали и наконец подломились. Я изловчилась повернуться так, чтобы вес Джонти меня не раздавил, но по-прежнему осталась в ловушке. Кровь потекла по лицу, будто теплый палец вел дорожку по щеке. От тонкого лучика света темнота казалась еще темней.

Кровь закапала на шею. Я подавила порыв ее вытереть – все равно не удалось бы. Это просто кровь. Ничего страшного. К тому же она теплая, а это совсем хорошо. Я постаралась успокоить зачастивший пульс: страх мне ничем не поможет. С трудом шевеля рукой, я попыталась найти сердце Джонти, но я лежала куда ниже сердца – при моем-то росте – и дотянуться не смогла. Где еще можно прослушать пульс? Как мне убедиться, жив ли он?

Если нельзя просунуть руку выше, может, удастся ниже? Есть точка пульса в паху. Бедренная артерия ничем не хуже сонной, просто прощупывать в ней пульс считается слишком интимным. Но при нынешних