– Рис понимал, конечно, что Национальная гвардия может явиться в страну фейри только за одной персоной, – сказал Дойл.

– Очень лестно, но лучше бы в покушениях на меня иногда случались перерывы.

Дойл с улыбкой шагнул ко мне:

– Я ради тебя отдам жизнь.

Я покачала головой и осталась серьезной. Взяла его за руку.

– Глупый ты, глупый. Я хочу, чтобы ты был жив и рядом со мной, а не умер героем. Помни об этом, когда придется выбирать, хорошо?

Улыбка ушла. Он вглядывался в мои глаза, словно хотел прочитать самые глубокие, мной самой неосознанные мысли. Когда-то под таким взглядом мне стало бы неловко или даже страшно, но не теперь. Теперь я ничего не хотела держать в тайне от Дойла. Пусть все мои тайны берет, даже те, которые я от себя таю.

– Я очень постараюсь тебя не разочаровать, Мерри.

Ничего конкретнее ждать не стоило. Он никогда не пообещает не жертвовать жизнью ради меня, потому что, конечно, именно это он и сделает, если придется. В каком-то смысле, этот выбор за него сделаю я. Я уже решила пожертвовать волшебной страной, пожертвовать любым троном – только бы мы уцелели. Я хочу, чтобы отцы моих детей дожили до их рождения.

Он тронул меня за лицо.

– Ты загрустила. Я не хочу, чтобы ты грустила.

Я прижалась щекой к его ладони, наслаждаясь его теплом и реальностью.

– Меня очень тревожит, что наши враги так хотят убить прежде всего тебя, мой Мрак.

– Не так легко его убить, – сказал Мистраль.

– Это точно, – сказал Дойл.

Я потрепала его по руке и шагнула в сторону, глядя на всех троих.

– Лучше бы вас всех было трудно убить, потому что наш отъезд не избавит нас от всех врагов. Но какую-то передышку мы получим, а обвинение Тараниса в изнасиловании даст нам симпатии прессы и сократит число покушений – разве что кому-то захочется увидеть в новостях свои фотографии с места событий.

– Хочешь сказать, что папарацци станут нашим щитом? – недоверчиво спросил Дойл.

– Благие гордятся своей репутацией хороших парней. Им не нужны наглядные свидетельства обратного.

Дойл задумался.

– Зло оборачивается добром.

– Кто такие папарацци? – спросил Мистраль.

Мы все повернулись к нему, включая Шолто. На лице у Шолто – клянусь – появилась дьявольская ухмылка.

– Если нам придется снова бросать кусок этому отродью, то ты, Мистраль, можешь позировать им вместе с Мерри, – сказал он.

– О чем это ты? – не понимал Мистраль.

Шолто сказал:

– Я те фотографии видел, Мрак. Ты, Рис и Мередит занимались непотребством голые в бассейне.

– Мы не занимались сексом, – сказала я.

– Ну, по фотографиям в некоторых европейских газетах можно было в этом усомниться.

– А когда это ты был в Европе? – спросила я.

– Для меня отслеживают все упоминания о фейри по всему миру.

– Отличная идея, – сказал Дойл. – Я бы предложил королеве организовать то же самое, но... – Он повернулся ко мне. – Я больше не служу королеве.

Я еще подумала, не следует ли мне за это извиниться. Но в следующий миг его глаза сделали все извинения ненужными. Он меня любит. Любовь светилась в его лице, в его глазах. Дойл меня любит, а извиняться за любовь нельзя.

Мы шли по мерзлой траве, и мое дыхание клубилось туманом в ночном воздухе. Мирабелла нашла для меня плащ из кремового меха – с капюшоном, весь кремово-бело-золотой, прямо из волшебной сказки, – поверх черного кожаного платья. Мужчины выбрали подходящие плащи и пальто из гардероба Шолто. Я шла под руку с царем Шолто и капитаном Дойлом – так к ним будут обращаться солдаты и полиция. Мистраль шел следом, с завернутым в мягкую ткань копьем, чтобы скрыть его от любопытных глаз. Вокруг наверняка будут шпионы. Это холмы фейри – здесь всегда есть наблюдатели. Не обязательно это шпионы, просто фейри – любопытный народ. Стоит случиться чему-то необычному, и они сбегутся или слетятся, спрячутся в траве или листве, и станут смотреть.

Зрелище, представшее перед нашими глазами, было достаточно необычным, чтобы привлечь внимание. Если бы здесь жили люди, солдатам уже пришлось бы сдерживать толпу зевак, но наш народ умеет наблюдать, оставаясь незамеченным. Не зря нас называют Скрытным народцем.

Во главе небольшой группы людей стоял майор Уолтерс, но рядом с ним находился еще один человек, излучавший ауру власти. По сторонам от этой группы выстроились полицейские и солдаты. Солдат было заметно больше.

Шолто наклонился ко мне и прошептал:

– Мы столько солдат не видели со дня прибытия в Америку.

Дойл расслышал и ответил таким же шепотом:

– Майор готовился к неприятностям.

– Как и должен хороший руководитель, – сказала я.

– Как и мы, – согласился он.

Я ощутила выброс магии с его стороны.

Мистраль негромко сказал у нас из-за спины:

– Здесь так много любопытных глаз, что любого злодея тут же заметят.

Дойл кивнул.

– Не совсем понимаю, о чем вы, – сказал Шолто.

– А ты не замечаешь наших невидимых зрителей? – спросил Дойл.

– Очевидно, нет, – сказал Шолто.

– Я тоже, хотя знаю, что они должны быть, – негромко сказала я.

– Пара сотен лет практики – и будете замечать, – послышался голос.

Из скопления солдат и полицейских вышел Рис с широкой улыбкой на лице. Кто-то одолжил ему комплект формы, так что он был весь в камуфляже – только белые кудри до пояса выпадали из образа военного. Глазную повязку ему тоже одолжили, обычную, черную.

Я сняла руки с локтей моих сопровождающих и протянула обе руки к Рису. Он сграбастал меня в охапку и поцеловал в лоб, потом немного отстранился, вглядываясь в лицо.

– Хорошо выглядишь, – сказал он.

Я глянула на него с притворной укоризной:

– А ты думал, что я буду выглядеть плохо?

Он опять расплылся в улыбке.

– Нет, но... – Он качнул головой. – Позже поговорим.

– А где Гален? – спросил Дойл.

– Убалтывает их колдунью. Я ее разволновал.

Я нахмурилась, не отводя пока рук от его теплого, настоящего мускулистого тела. Как мне хотелось скорее убраться из страны фейри в безопасный ЛосАнджелес со всеми своими мужчинами!

– Что это ты натворил, что она разволновалась?

– Правдиво ответил на слишком много вопросов. Людей – даже колдунов, или ведьм, как в данном случае, хотя в армии всех называют колдунами, – выводит из равновесия факт, что я лишился глаза за сотни лет до их рождения.

– А, – сказала я и обняла его снова.