предотвратить.

Я замахнулась левой – он отбил ее почти нежно. Но пока он глядел на мою пустую ладонь, я ударила стрелой снизу вверх и почувствовала, как она вонзается в плоть. Нажала сильней, и Онилвин дернулся и отпрыгнул прочь. Стрела осталась у него в ноге. Я всадила ее достаточно глубоко, чтобы он отступил.

Я из последних сил старалась не оглянуться туда, где светилась охота. До меня долетали приглушенные расстоянием крики – они были за мили от меня. Охоту было видно на плоской распаханной равнине, но расстояния здесь обманчивы. Все кажется ближе, чем есть на самом деле. Мне нельзя было оглядываться в поисках поддержки.

Онилвин выдернул стрелу из ноги.

– Стерва!

– Ты клялся меня охранять, Онилвин. Подумай, стоит ли нарушать клятвы в такую ночь?

Он бросил стрелу на землю и вытащил меч.

– Зови свою охоту. Даже на крыльях они не успеют к тебе вовремя.

И я произнесла роковые слова:

– Я называю тебя клятвопреступником, Онилвин. Объявляю тебя изменником и призываю Дикую охоту. Услышьте меня!

Я слышала визг лошадей и еще другие крики – словно те бесформенные твари обрели голоса. Они поворачивали, они придут, Шолто их приведет – но Онилвин уже шагал ко мне с мечом в руке. Помощь придет слишком поздно, если я не стану драться сама.

Единственная моя магия, поражающая на расстоянии, давалась ценой боли. Я не знала, как это отразится на детях, но если я умру – мы умрем все.

Действие руки крови не похоже на действие других рук власти – ни разряда энергии, ни огня, ни вспышки света. Я просто призываю ее в свою левую ладонь, а может, открываю ей невидимую дверь. Моя ладонь остается прежней на глаз и на ощупь, но для меня в ней открывается дверь – и действует рука крови.

Я призвала свою магию и взмолилась Богине, чтобы, спасая нас, я не убила двоих, живущих во мне. Кровь у меня в жилах словно превратилась в расплавленный металл – такой жар и такая боль, будто кровь вскипела и вот-вот проплавит кожу и хлынет вон. Но я уже знала, как обходиться с этой болью.

Крича, я вытянула левую ладонь к пустившемуся бежать Онилвину. Он сидхе, он почувствовал магию – а может, просто хотел опередить охоту.

Я метнула в него эту жгучую, бурлящую боль. Он пошатнулся, но снова шагнул вперед, и я закричала:

– Крови!

Рана от стрелы на бедре мгновенно раскрылась. Кожа разошлась, фонтаном брызнула кровь. Первоначальная рана не задела бедренную артерию – в этом месте, снизу на бедре, она проходит слишком глубоко, – но моя сила может из любой маленькой раны сделать большую. Один укол вблизи от большой артерии – и у меня есть шанс ее вскрыть.

Онилвин запнулся, зажал рану рукой, меч опустился острием вниз. Бывший страж глянул в небо у меня за головой, и я знала, что он увидел. Я силилась не оглянуться, потому что рука крови иногда перемещалась вслед за моим взглядом. Я хотела, чтобы кровь лилась у Онилвина, и больше ни у кого.

Он поднял руку, лаково блестящую от крови в лунном свете. Окатил меня полным ненависти взглядом, перехватил меч обеими руками и ринулся на меня, выкрикивая боевой клич.

А я выкрикнула свой:

– Кровь, теки!

Охота летела ко мне, но Онилвин с мечом был куда ближе. Вопрос был только в том, успею ли я выпустить из него кровь раньше, чем он перебежит этот клочок земли.

Наставив на него левую руку, я закричала снова, бросила силу в его рану, разрывая ее еще шире. Онилвин споткнулся, но побежал опять, хромая, и был уже почти рядом со мной. Я молилась Богине и Консорту. Молила дать мне сил, чтобы спасти себя и своих детей.

Онилвин упал на колени на черную мерзлую землю. Попытался встать, но раненая нога его подвела, он упал на четвереньки, поливая кровью заиндевелую траву. Белизна инея исчезала под теплым потоком его крови.

Он пополз ко мне, подволакивая ногу за собой, словно перебитый хвост. Меч он сжимал в кулаке, слегка приподнимая острие над землей, чтобы не задевало предметы. На лице – неумолимость. В глазах – ничего, кроме решимости и ненависти.

Я хотела спросить, что я ему сделала такого, чтобы заслужить такую ненависть, но приходилось думать только о том, чтобы он истек кровью, прежде чем сможет всадить этот меч в меня и моих неродившихся детей.

Я уже даже не боялась. Все мои эмоции сосредоточились на левой ладони. Все собрались в одну мысль: сдохни. Я могла бы делать вид, что мне нужна только его кровь, но мне этого было мало. Мне нужна была смерть. Мне было нужно, чтобы он сдох.

Он был так близко, что я видела пленку пота у него на лице даже в свете луны. Не опуская руки, я крикнула:

– Умри! Умри, я велю!

Онилвин поднялся на коленях. Он качался, словно деревце на ветру, но все же сумел подняться над неподвижным телом Мистраля. И меч поднялся тоже.

Не опуская наставленной на него руки, я поползла, пятясь от блестящей полосы металла. Его рука упала, меч ударил в землю в том месте, где я только что была. Он сперва даже не понял, что не попал – злобно, словно рассекая плоть, вытащил меч из земли.

Я поднялась на ноги, все так же исторгая из него кровь, все так же убивая его.

Онилвин недоуменно глянул на землю, где он поразил мечом пустоту. Оперся рукой на тело Мистраля, прислонился к нему, другой рукой – с мечом – он бил в землю, но так, словно не понимал, что делает.

Он поднял ко мне голову, щурясь, словно в глазах у него все плыло.

– Кел говорил, ты ни на что не способна.

– Умри, Онилвин. Умри по моему слову и сдержи клятву.

Меч выпал из его пальцев.

– Если ты можешь пустить мне кровь, ты и спасти меня можешь.

– Ты хотел убить меня и моих нерожденных детей. С какой стати мне тебя спасать?

– Из милосердия, – сказал он. Взгляд у него начал уходить в сторону от того места, где я стояла.

Запахло розами. Слова, вылетевшие из моих губ, принадлежали не мне:

– Я темная богиня. Я разрушительница миров. Я тот лик луны, что не изливает света. Я могла прийти к тебе, Онилвин, светом, весной и жизнью, но ты призвал к себе зиму, а у снега милосердия нет. Есть только смерть.

– Ты ждешь ребенка, – сказал он, оседая на холодную землю. – Ты полна жизни.

Я коснулась живота правой рукой. Левую, повернутую к Онилвину, я не опускала ни на секунду.

– Богиня объемлет весь мир и все времена. Нет жизни без смерти, нет света без тьмы, нет страдания без надежды. Я Богиня, я – созидание и разрушение. Я колыбель жизни и я конец мира. Ты бы уничтожил меня, лорд Ясень, но не можешь.

Он смотрел на меня невидящими глазами. Потянулся ко мне рукой – не магией, он просто хотел до меня дотронуться, а может, дотронуться до чего-то иного. Я не уверена, что тянулся он ко мне, он что-то видел такое, до чего хотел дотянуться.

– Прости меня, – прошептал он.

– Я та ипостась Богини, которую ты нынче вызвал к жизни, лорд Ясень. Ты видишь прощение в ее лице?

– Нет, – прошептал он. Он оседал все ниже, пока щека его не коснулась земли, а тело не вытянулось рядом с Мистралем. Он вздрогнул и испустил последний долгий вздох. Онилвин, лорд Ясеневой рощи, умер как жил, окруженный врагами.