говорил тебе об этом.
— Говорил.
— Можно мне расстегнуть ремень?
— Пожалуйста, не стесняйся.
Он отщелкнул ремень и повернулся ко мне лицом, подтянув одну ногу на сиденье, закинув косу на плечо.
— Жан-Клод сказал, что чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее становится
— Он говорил мне.
— Он боится, что ты попытаешься выяснить это завтра, без него. Он опасается, что ты будешь сопротивляться весь день и сдашься лишь тогда, когда будешь вынуждена.
— Интересная идея, — сказала я.
Натэниел покачал головой:
— Не упирайся, Анита, не борись. Мне страшно думать, чем это может кончиться.
— Так. Значит, завтра утром я должна перевернуться с боку на бок и рухнуть в твои объятия? — Мне не удалось сдержать язвительности, и у него на лице появилась обида, так что мне тут же захотелось извиниться: — Ничего личного, Натэниел. Дело не в тебе, а в необходимости делать то, что мне не нравится.
— Я знаю. — Он снова опустил голову, чтобы не смотреть мне в глаза. — Только обещай мне, что когда завтра утром тобой овладеет голод, ты обратишься ко мне — или к другому — сразу, и не будешь стараться быть такой... упорной.
— А какое слово ты хотел сказать?
Он улыбнулся:
— Упрямой.
Я не могла сдержать улыбку.
— Не уверена, что смогу сразу лечь на спину, как только на меня накатит,
— Тебе надо доказать, что ты сильнее его.
— Нет, я просто должна быть той, кто я есть. А я такая, которая не уступает кому-нибудь или чему- нибудь.
— Это еще слабо сказано, — осклабился он.
— Ты надо мной смеешься?
— Чуть-чуть.
— Натэниел, ты видел, что я сделала с шеей Джейсона. Если я тебе что-нибудь сделаю? В смысле, по- настоящему плохое?
— Джейсон выздоровеет, Анита, и он не жаловался, когда Ашер его уносил. — Широко улыбаясь, Натэниел отвернулся, будто хотел сдержать смех.
— В чем дело?
Он мотнул головой:
— Ты разозлишься, а он этого не хотел бы.
— Что он сказал, Натэниел?
— Спроси его сама. Он всегда умел говорить тебе всякие мерзости, а ты их считала остроумными. Если скажу я, ты озвереешь.
— А если я тебе прикажу мне сказать?
Он секунду подумал и блеснул очередной улыбкой. Хорошей такой улыбкой, молодой, спокойной, настоящей. Когда я впервые увидела Натэниела, он забыл, как надо улыбаться.
— А я все равно не скажу.
— Ничего себе подчиненный!
Улыбка перешла в ухмылку.
— Ты же не любишь, когда я покорный. Тебе от этого неуютно.
— Так ты меняешься, чтобы мне было приятно?
Улыбка исчезла, но не то чтобы настроение у него ухудшилось — просто веселость сменилась задумчивостью.
— Поначалу так и было, а последнее время мне и самому приятно.
Тут уж улыбнулась я:
— Самая лучшая новость за всю эту ночь.
— Я рад.
Я отстегнула ремень безопасности.
— Давай вылезем из машины, пока не расплавились.
И я открыла дверцу, зная, что он поступит так же. Дверцы захлопнулись, и я нажала кнопку на брелоке, запирая джип. Он пискнул, и мы пошли к дороге, обходя машины, направляясь к моему дому. Коса спадала ему за спину и покачивалась на ходу.
Из стада машин вышли нам навстречу Черри и Зейн.
— Мы уж думали, вы заблудились, — сказала она с улыбкой.
— Ребята, вы всех запустили в дом? — спросила я.
Улыбка исчезла в растерянности.
— Да. Я думала, это можно.
Я улыбнулась в ответ:
— Нет, Черри, все правильно. Если бы я подумала заранее, то распорядилась бы, чтобы их впустили.
Явно успокоившись, она опустилась передо мной на колени. Я протянула ей левую руку — правая осталась свободной, чтобы вытащить пистолет в случае чего. Вряд ли понадобится, но никогда не знаешь.
Черри взяла мою ладонь двумя руками и потерлась лицом как кошка, оставляющая след подбородка. Другой вид официального приветствия включал в себя облизывание, но мне удалось убедить моих кошек, что меня устраивает только потирание лицом и не больше.
Зейн встал на колени рядом с Черри, но не попытался завладеть моей правой рукой. Он ждал, пока она закончит. Этому тоже я их научила — не тянуться за той рукой, которая нужна для оружия. Он потерся лицом; вдоль челюсти у него шла едва ощутимая шероховатая полоска, будто он пропустил ее, когда брился.
Черри тем временем терлась о мои ноги. Будто огромная кошка, которая случайно в этот момент приняла облик человека. Поначалу, когда это происходило, я дергалась, но теперь мне это даже не казалось странным. Не знаю, хорошо это или грустно.
Покончив с приветствием, Зейн сказал:
— У нас был запасной ключ, так что мы приняли всю компанию. — Они оба встали и стояли, как хорошие дети — или как хорошие взрослые, как хотите.
— Отлично, хотя я понятия не имею, сколько там народу.
Они пошли с нами в ногу, заняв места по бокам, и я ощущала идущую рядом со мной Черри. Ощущала ее энергию дрожащей струной вдоль тела. Так сильно я никогда раньше ее не чувствовала. Еще один гвоздь в крышку гроба сомнений насчет Нимир-Ра. Свидетельств было достаточно, и если бы я не была таким мастером самообмана, я бы уже признала очевидное. Но для одного дня мне и без того хватит. Пока что не до этого. Так что я не стала об этом думать, а Черри если ощутила разницу, то ничего не сказала.
Это Зейн подвинулся ближе к Натэниелу на ходу и произнес:
— Ты пахнешь свежей раной.
И он тронул рукой спину Натэниела над топом. Я знала, что там следы укусов возле плеч, до самой шеи. Надо было сообразить, что он не станет их скрывать. Да если бы и закрыл одеждой, эти ребята учуяли бы обонянием.
