И он сделал то, чего не надо было делать. Совершенно нелогичную вещь — с точки зрения не-человека. Он был обречен на поражение и знал это. И поступил он очень по-человечески — напал на нас. Только люди тратят энергию зря, когда есть другой выход.

Две змеи, охранявшие Коронуса, вдруг бросились на меня, а я стояла слишком близко. Слишком я доверилась вновь обретенному ощущению вервольфа, что они на нас не нападут. И оказалась беспечной, я забыла, что они животные только наполовину. А человеческая половина всегда опрокидывает все расчеты.

Слишком быстро они бросились, я могла только нагнуться к ножу, зная, что не успею. Грегори мелькнул желтой полосой, перехватив одну из змей в воздухе, но вторая обрушилась на меня, полосуя когтями, и мы рухнули на пол. Это не было больно, я уже оцепенела. Когти рвали мне живот, докапываясь до сердца. Я подняла руку, чтобы перехватить их, но это было движение как в замедленной съемке. Будто рука весит тысячу пудов, и я осознавала, что ранена, серьезно ранена. Что-то нехорошее вышло при первом взмахе когтей.

Вдруг рядом оказался Грегори, бледный мех мелькнул среди многоцветных змей. Он упал на меня, а сверху на нем сидела какая-то тварь, разрывающая спину. Он даже не пытался защититься, он вцепился в того, кто сидел на мне, оторвал от меня, и все они стали драться втроем на моем теле. В какой-то миг глаза и рычащая пасть Грегори оказались прямо надо мной. Мы были прижаты друг к другу как любовники, и я знала, что когти во мне — его когти. Его притиснули ко мне, вдавили в меня. Потом чьи-то руки растащили нас. Мелькнуло лицо Джемиля, губы его шевелились, но я ничего не слышала. Клубы тьмы заволокли зрение, и осталась только тусклая-тусклая точка света. Потом исчезла и она, и осталась темнота и только темнота.

Мне снилось, что я бегу по ночному лесу, спасаясь от погони. Она приближалась, и я знала, что это не люди за мной гонятся. Тогда я упала наземь и побежала на четвереньках. Теперь я гналась за какой-то бледной тварью, бежавшей впереди. У нее не было когтей и зубов, и она чудесно пахла страхом. Она упала, и визг ее ударил мне в уши до боли и сильно возбудил. Клыки мои вонзились в мясо и стали рвать его, не переставая. Горячая кровь обожгла горло, и сон развеялся.

Я лежала в спальне Нарцисса на черной кровати. Привязанный к столбам Жан-Клод стоял у ее края. Грудь его была обнажена, покрыта следами когтей, и кровь бежала по коже. Я поползла к нему, и я не боялась, потому что чуяла этот дивный медный запах крови. Он смотрел на меня глазами — сплошная бездонная синева.

— Поцелуй меня, ma petite.

Я встала на колени, губы мои приблизились к его губам. Он подался ко мне, но не дотянулся. Я опустила рот ниже, над грудью, над свежими ранами.

— Да, ma petite,да!

Я прижала рот к его груди и стала пить. И проснулась, тараща глаза, и сердце у меня стучало. Надо мной стоял Ричард, все в том же кожаном ошейнике. Я попыталась поднять руки, обнять его, но левая рука была привязана к столу. И в ней торчала игла капельницы. Я оглядела затемненную комнату и поняла, что я не в больнице. Подняв правую руку, я хотела ощупать лицо, но рука была слишком тяжела. Снова перед глазами разлилась темнота, как теплая вода, и пальцы ощутили его кожу.

— Спокойно, Анита, лежи.

Кажется, он меня поцеловал, а потом — ничего.

Я шла по пояс в воде — в ледяной чистой воде. Я знала, что надо из нее выбраться, или я погибну, замерзну насмерть. Был виден берег, голые деревья, снег. И я побежала к этим далеким деревьям, борясь с водой и холодом. Ноги провалились, я попала в глубокую яму. Вода сомкнулась надо мной, и удар холода был как огромный кулак. Я не могла двинуться, не могла дышать. Свет мерк над чистой водой, уходил все дальше. Я погружалась, погружалась, надо было бы испугаться, но я не боялась. Слишком я устала.

Из света, сверху, ко мне протянулись бледные руки. Пышный рукав развевался вокруг плеча, и я потянулась к нему, рука Жан-Клода охватила меня, и он вытащил меня к свету.

Я снова лежала в темной комнате, но кожа у меня намокла, было холодно, очень холодно. Жан-Клод держал меня на коленях. Он все еще был в том же виниловом наряде. Потом я вспомнила бой. Меня ранили. Жан-Клод наклонился надо мной и целовал меня в лоб, и кожа его была холодна как лед, как окружавший меня лед. Хуже всего была дрожь: меня бил озноб.

— Холодно, — сказала я.

— Знаю, ma petite,холодно нам обоим.

Я нахмурилась, потому что не поняла. Он смотрел на кого-то другого.

— Я ее вернул, но я не могу дать ей тепло, без которого она не выживет.

Мне удалось повернуть голову так, чтобы оглядеться. В комнате стоял Ричард в обществе Джемиля, Шанг-Да и Грегори. Он подошел к кровати и положил руку мне на лоб. Она была горяча, слишком, я попыталась отодвинуться.

— Анита, ты меня слышишь?

Зубы так стучали, что я лишь с третьей попытки смогла сказать:

— Да.

— У тебя была высокая температура, очень высокая. Тебя положили в ванну со льдом, чтобы сбить ее, но реакция твоего тела была как у оборотня. Снижение температуры при залечивании таких страшных ран чуть тебя не убило.

Я сморщилась, поглядела на него и смогла выговорить:

— Не понимаю.

Невольные подергивания стали сильнее, настолько, что раны разболелись от них. Я достаточно очнулась, чтобы понять, как серьезно пострадала. Болело там, где я даже не помнила ран. Мускулы ныли.

— Тебе для излечения нужна высокая температура, как нам.

Я не поняла, кому «нам».

— Кто... — И тут мое тело скрутила судорога, изо рта вырвался вопль. Боль билась в каждой клеточке, вырываясь наружу. Если бы я могла дышать, я бы вопила и дальше. Зрение заволакивалось большими серыми пятнами.

— Врача!

Голос Ричарда.

— Ты знаешь, что нужно делать, mon ami.

—Если это поможет, я потеряю ее навеки.

На миг зрение прояснилось. Ричард сдирал с себя штаны. Больше я ничего не видела — что-то серое заволокло глаза и мозг и засосало меня.

Кажется, я спала, но точно я не знаю. В темноте были какие-то лица, кого-то я знала, кого-то нет. Черри с короткими светлыми волосами, без косметики, от чего она казалась на годы моложе, чем мы с ней были. Грегори трогает мое лицо. Джемиль лежит рядом со мной, свернувшись, как темное сновидение. Я впадала в забытье и выходила, лица сменялись, сменялись тела рядом, потому что я чувствовала, как они прижимаются ко мне. Голая кожа к голой коже. Это не было сексуально, по крайней мере явно сексуально. Я просыпалась, если просыпалась, зная, что меня обнимают руки Ричарда, что мое тело точно входит в изгибы его тела, как ложка в ложку, и густые его волосы падают мне на глаза. Я спала, зная, что мне ничего не грозит.

Очнулась я медленно, в коконе телесного тепла и щекочущего потока ликантропической энергии. Я попыталась перевернуться, но чье-то тело держало меня на боку. Тогда я открыла глаза.

В комнате было темно, только лампочка горела на стене, как ночник в детской. Мое ночное зрение позволяло мне при этом освещении различать цвета. Передо мной свернулся незнакомый голый мужчина. Его лицо лежало у меня на плече чуть выше груди, и дыхание его грело мне кожу. Раньше я бы завопила благим матом и рванула с места куда подальше, но сейчас мне почему-то просто не хотелось паниковать. Было тепло, уютно, и еще как-то... правильно, как давно уже не было, будто я надела пару любимых шлепанцев и завернулась в любимый плед. Такой вот уют, такая мирная обстановка. Даже вид руки,