– Так прекратите это, – сказала Трой.
– Мы не можем стоять и смотреть, как вы пытаете её, – сказал Ворф.
– Значит, вы сделаете это сами? – спросила Таланни.
– Чёрт возьми, можете Вы понять? Её не будут пытать, пока мы можем это остановить! – рыкнул Ворф.
Таланни взглянула на оружие в руках солдат.
– Вы готовы рисковть жизнью, чтобы избавить чужого человека от боли? Человека, который мог бы помочь вам оправдать Пикарда?
Ворф опустил и снова поднял глаза. Ему хотелось врезаться в строй солдат и расшвырять их в разные стороны. Но он лишь смотрел на Таланни, выражая взглядом обуревающую его ярость. Если она и почувствовала страх, то сумела его скрыть.
– Невиновность Пикарда должна быть доказана честным путём, – сказал он.
– Странные в Федерации люди. – Таланни чуть заметно улыбнулась. – Отпустите её.
Солдаты отпустили плачущую женщину. Она стояла в сплошной толпе врагов, напоминая кролика, окружённого сворой охотничьих собак. Кругом враги, и негде скрыться. Наконец, она обратила мокрое от слёз лицо к Трой.
– Клянусь последним плодом последного дерева, что я показала вам именно то, что обнаружила. Я сказала вам правду, и если вы снова станете спрашивать меня, я опять скажу правду.
– Благодарим Вас, доктор Сташа, – сказал Ворф. – Полагаю, мы узнали всё, что хотели, полковник. Думаю, нет больше необходимости отрывать доктора от работы.
Таланни откровенно расхохоталась.
– Вы предлагаете честность и правду, посол. И ожидаете, что Вам ответят тем же. – Она покачала головой. – Желаю Вам удачи с Вашей честностью и Вашей правдой, потому что Пикарду удача очень понадобится.
– Я честен не потому, что это может принести мне пользу, полковник Таланни. Я честен не для того, чтобы произвести впечатление на своих врагов. Честь существует ради себя самой. Она остаётся даже тогда, когда все вокруг лишены чести. Единственная честь, о которой я должен заботиться – моя честь.
– Прекрасная речь, посол Ворф. Будем же надеяться, что капитану Пикарду не придётся расплачиваться дорогой ценой за Ваши… возвышенные идеалы.
Глава 11
Стоя в инженерном отсеке звездолёта ' Зар', докотр Крашер разглядывала причудливо переплетающиеся конструкции, являющиеся, по уверениям Джорди, ничем иным, как двигателем корабля. Абсолютно гладкий металл, никакого движения, ничего, что можно было бы назвать механизмом. Доктор обернулась к Джорди и милгианскому инженеру.
– Вы говорите, что это… двигатель, и он живой? – ей удалось не выразить недоверия на лице, но голос выдал её.
Джорди улыбнулся почти виновато.
– Я знаю, это звучит странно, но если мой визор показывает правильно, то строение этого двигателя больше напоминает биологическую ткань, чем металл.
– Я верю Вам, но я… – Покачав головой, доктор Крашер взглянула на Велека. – Мы с Джорди можем поговорить несколько минут наедине?
Инженер глянул на Джорди, затем молча повернулся и отошёл, не сказав ни слова.
Когда он удалился на достаточное расстояние, доктор Крашер снова обернулась к Джорди.
– У меня достаточно проблем с пониманием клеточной структуры самих милгиан без того, чтобы попробовать себя в амплуа инженера.
– Вы знаете, как их лечить?
– Да, теперь, когда я разобралась, как нужно изменить кое-что из нашего оборудования, но я могу проводить лишь поверхностное лечение. Хирургическое вмешательство… я боюсь их оперировать. Похоже, их организм блокирует все повреждённые органы. В случае большой потери крови такой орган блокируется наглухо, им жертвуют ради спасения организма в целом. Я совершенно не представляю, как прореагирует их защитный механизм в случае хирургической операции.
– Вы думаете, с двигателем будут те же проблемы?
– Я просто не знаю.
– Что ж, если я прав, возможно, объединёнными усилиями мы сумеем отремонтировать двигатель.
– Почему Вы думаете, что мы сумеем сделать то, чего не могут они?
– Во всяком случае, попробовать стоит.
– Согласна, – кивнула Крашер. – Сколько у нас времени?
Обернувшись, Джорди обнаружил, что Велек неподвижно стоит у противоположной стены. Он совершенно ничего не делал. На его месте Джорди работал бы, пока не взорвался бы двигатель. Казалось, каждый из милгианской команды отказался от борьбы. Фатализм фатализмом, но это уж слишком.
– Велек, – позвал он.
Милгианин повернул голову, не поворачивая туловища. Странно было видеть, как голова вращается независимо от тела, точно у совы. И снова появилась горячая полоса под головой, будто при повороте головы выделилась энергия.
– Велек, сколько времени, прежде чем ситуация с двигателями станет критической?
– Примерно шесть часов.
– Шесть часов, – повторил Джорди. Он снова обернулся к доктору. – Если ничего не удастся сделать, Вы в любой момент сможете транспортироваться на 'Интерпрайз. Ремонт двигателей не входит в круг Ваших обязанностей.
– Я пыталась убедить команду 'Зара' эвакуироваться. Они не желают покидать корабль. Они собираются погибнуть вместе со своим кораблём. – Она покачала головой. – Дейта всё ещё пытается доказать капитану Дирику, что это неразумно. Я так разозлилась, что не могла больше с ним разговаривать.
– У меня те же проблемы с Велеком, – улыбнулся Джорди. – Похоже, они все здесь уверены, что дальнейшая борьба бесполезна.
– Фатализм фатализмом, Джорди, но это значит просто сдаться.
– Что ж, покажем им, что есть одна вещь, которой Федерация никогда не делает: она не сдаётся.
– Ладно, за дело, – кивнула Крашер. Она достала свой сканер и провела им вдоль металлической конструкции.
– Что вы делаете? – спросил подошедший сзади Велек. Густой, точно патока, голос, едва уловимо убыстрился. Это была самая быстрая речь, которую Джорди успел от него услышать.
– Доктор сканирует двигатель.
– Но почему? Зачем поручать доктору работу инженера?
– Ваш двигатель живой. Наши двигатели на «Энтерпрайзе» – это всего лишь металл и энергия. Я не знаю, как лечить живую ткань, а доктор знает.
– Если ваши двигатели не являются частью вас, отчего они хотят работать на вас? – спросил Велек.
– Они не хотят работать. Мы заставляем их работать.
– Вы поработили ваш корабль?
Какой-то миг Джорди смотрел на него, не зная, что ответить.
– Наш корабль – всего лишь корабль, Велек. У него нет ни чувств, ни эмоций. Это машина.
– Но ведь ваш лейтенант коммандер Дейта – тоже машина. Вы и его поработили?