Тут златокожие Адам и ЕваВсе начинали сызнова, средь этихПесков и скал и кактусов колючихОни, а не прославленный Колумб.Я говорю от имени сошедшихНа здешний берег, я — извечный голосПереселенцев, что во время оноВдохнули жизнь в безлюдный континент.Здесь до меня все было безымянно —Пространства суши и просторы неба.Я дал названья рекам и вершинам,Созвездиям придумал имена.Мне стали домом дикие ущелья,Служили кровом пальмовые листья,Потом вигвамы я воздвиг, и храмы,И пирамиды мощные вознес.А календарь мой солнечный!ВздымаясьПо лестнице, следи за ходом тени,Которую отбрасывают четкоСтупени месяцев, недель и дней.Я — Циолковский древности. Я космосХотел постигнуть. Я добром засеялИ землю, и заоблачные выси,Не ведая, что где-то зреет зло.Язык, что мною создан для общенья,Был продиктован красотою мира,Сияньем дня, мерцаньем звездной ночи,Не знал он слов — «Тюрьма, насилье, казнь».Я не давал воинственных названийНи поселениям, ни нашим детям.Красавицу я называл Звездою,Выносливого юношу — Скалой.Мы щедрому давали имя Море,Мы кроткую Голубкой называли,Мы нарекали статного Бамбуком,Именовали зоркого Орлом.О, в чем я провинился перед небом?Я создал письмена не для приказов,Не для угроз и подлых анонимок —Для мудрости, согласья и любви.Я был миролюбивым и пытливым,Не ведал я порохового дыма,Не знал я огнестрельного оружья,Покуда к нам пираты не пришли.У нас такой порядок был когда-то:Коль два соседа затевали ссору,Они поврозь в чащобу уходили,Чтоб ярость одиночеством гасить.Друг другу приходили мы на помощь,Как и у вас в Цада, в ауле горном,Когда вигвам возводят или саклю,Являются соседи подсобить.Не знали мы дверей, замков, засовов,Не знали воровства и лихоимства,Покуда не подверглись нападеньюАрмад, несущих смерть и грабежи…2…Глаза у провожатого сверкают,Как у людей, написанных Риверой,Индеец говорит о непокорном,Огнеупорном племени своем.Его земля, подобно птице Феникс,Неоднократно превращалась в пепелИ вновь необоримо возникалаИз праха, из развалин и золы.