Но в изваяньях делался гигантом,Рукой при жизни доставал до звезд.Ты пить отвык из горлышка кувшинаПрозрачного журчания родник.И над могилой собственного сынаСлезы не пролил, каменный старик.Открой мне, как на исповеди, главный,Поныне неразгаданный секрет:На чем держалась, ставшая державной,В тебя людская вера тридцать лет?К посмертным приготовленный парадам,Соперник славы снятого с креста,Меня измерив леденящим взглядом,Неторопливо разомкнул уста:— Слепая вера создает кумира, —И вот тебе как на духу ответ:Легенда немудреная кормилаВоображенье ваше тридцать лет.Вы завещанье Ленина забыли,Лишь траурные флаги сняли с крыш.И сделался Иосиф ДжугашвилиТем Сталиным, пред коим ты стоишь.Я понимал, что видеть вы хотели,Поверив не поступкам, а словам,Не то, каким я был на самом деле,А то, каким я представлялся вам.Но ваша вера оказать услугуМогла бы меньше мне в десятки раз,Когда бы недоверие друг к другуЯ лично не посеял среди вас.И в мысли к вам, и в строки ваших писемЗаглядывал всесущий мой контроль.Опасен тот, кто в мыслях независимИ сам себе в суждениях — король.Мог обласкать поэта я, к примеру,Хоть жалок был его в искусстве вес.И совершал желанную карьеруМеня превозносивший до небес.Я издавал жестокие законы,Но разве согнутый в бараний рог,Встречавший и восходы и заходыМне высказал в жестокости упрек?Пусть кто-то восхищался красотоюИ милостью высоких чувств людских,Но вытравил, как будто кислотою,Я это из опричников своих.И всяк из них в работе был прилеженИ верил мне, что состраданье — дым.И то, в чем был воистину я грешен,Приписывал противникам моим.И потому стоял я у кормилаИ лишь на мне сходился клином свет.Легенда немудреная кормилаВоображенье ваше тридцать лет.Благодарю, что видеть вы умели,Согласно предоставленным правам,Не то, каким я был на самом деле,А то, каким я представлялся вам.* * *Летит ли ангел иль звезда по небу?И наяву, во сне ли — не пойму,Сегодня эту горькую поэмуЯ Сталину читаю самому.Приписывать мне храбрости не смейте!
