— Тут? — Шендерович лихо закинул за плечо край плаща, скромного, но со вкусом, каковой и полагается царю, путешествующему инкогнито…

— Он так сказал, — мрачно отозвался Дубан.

Башня возвышалась над ними провалом мрака в усеянном крупными звездами небе.

Гиви было неуютно.

Конечно, Миша производил впечатление человека, которому вполне по силам справиться с этим самым суккубом, но Миша вообще производил впечатление. В этом-то вся и беда, печально размышлял Гиви, глядя, как Шендерович деловито извлекает из мешка атрибуты. Фонарик изрыгнул из себя круг света, распластавшийся на выщербленных ступеньках.

— Тут вообще кто-нибудь живет? — спросил Шендерович, глядя на облупившиеся, в потеках птичьего помета изразцы.

— Вороны живут, — пояснил Дубан, — мыши летучие. Теперь, вот, суккуб поселился. Похоже, сия башня привлекательна для весьма неприятных созданий — недаром ее и караульщики не любили, еще до того, как она накренилась. Ибо все время чудились им какие-то стоны и шорохи. А уж когда накренилась она, любой, сюда входящий, испытывал душевный трепет такой силы, что ноги сами несли его прочь…

— Ничего, — бодро сказал Шендерович, — мы тут все приведем в порядок!

— Не хочешь ли сказать, что поставишь ты ее прямо, как прежде? — усомнился Дубан.

Гиви задрал голову. Башня угрожающе кренилась, упершись верхушкой в одинокую звезду на западном склоне неба. В чернеющих провалах окон не было ни единого огонька.

— В принципе, — задумался Шендерович, — сие возможно. Однако ж, хлопотное дело, и прежде, чем его затевать, надобно очистить башню от посторонних. Вот разберемся с суккубом…

— Ну-ну, — вздохнул Дубан.

— Не боись, — Шендерович крепкой рукой похлопал звездозаконника по плечу, — ты еще войдешь в легенду! Будет о чем рассказать внукам.

— У меня нет внуков, — сухо сказал Дубан.

Шендерович пожал плечами и вытащил фонарик. Белый кружок света немедленно пополз по выщербленным ступеням, ведущим в черный зев над крыльцом.

— Любопытное устройство, — заинтересовался Дубан, — а куда заливают масло?

— Тут иной принцип, — пояснил Шендерович, — сей волосок в стеклянном сосуде накаляется под действием силы особого рода…

— Вот в этом? — заинтересовался Дубан, тыча крючковатым носом в стекло фонарика. — Ага! Но тогда в нем не должно быть воздуха, ибо тот, расширяясь, разорвет стекло. А оно кажется мне весьма хрупким.

— Там его и нет, — согласился Шендерович, поигрывая выключателем.

— Сия чаша, вижу, собирает лучи по принципу вогнутого отражателя… забавно, забавно… и, поскольку свет идет узким пучком, позволяет оставаться невидимым скрытому наблюдателю! Весьма рационально — для магического атрибута.

— Таки да, — согласился Шендерович, — ну что ж, пошли?

Гиви глубоко вздохнул. В башне воздух был сырой, напоенный застарелой пылью и плесенью, и что-то еще примешивалось к нему, неуловимое, отчего сердце вдруг забилось неровно и сильно. Гиви даже слегка придержал его ладонью.

— Шевелись, о, мой везирь! — прошипел Шендерович, — чего стал, как соляной столб?

Он недрогнувшей рукой направил луч фонарика в черный проем. Свет выхватил узкие, выщербленные ступени винтовой лестницы, которая, заворачиваясь, точно раковина улитки, вела ввысь. Звезды мерцали в узком оконном проеме, видимом теперь изнутри.

— Миша, — безнадежно произнес Гиви, — осторожней!

Шендерович на миг задумался. Потом извлек из мешка с атрибутами фомку и взвесил ее на ладони.

— Бери фонарик! — велел он, — а я понесу сей полезный атрибут! Куда светишь, о, бестолковый? Под ноги, под ноги свети! Я ж тебе не нубийский осел!

Он решительно двинулся вперед, перепрыгивая через ступеньку. Гиви торопился за ним, старательно светя под ноги. Дубан, недоверчиво косясь на угрожающий атрибут в мощной руке Шендеровича, замыкал шествие.

На узкой лестничной площадке, кольцом опоясывающей башню, остановились передохнуть.

Гиви осторожно направил луч фонарика вниз — лестница чернела, уходя к подножию башни. Посветил вверх — та же лестница, завиваясь, ввинчивалась в небо. Узкое, в человеческий рост, окно, вызывало настойчивое желание протиснуться в него и вывалиться наружу. У Гиви закружилась голова.

— Где оно обитает, о, Дубан?

Дубан пожал плечами.

— В бывших караульных помещениях, я так полагаю.

— И не сходит вниз? Ни по каким э… надобностям?

— Сие мне не ведомо. Полагаю, когда-то тут были отхожие места… что до еды и воды, то, полагаю, они либо не требуются сему созданию, либо оно получает их посредством обольщенных мужей.

Винтовая лестница была узкая и крутая. Гиви подумал, что доблестные мужи успевали порядком выдохнуться еще до того, как встречались с суккубом лицом к лицу… или что там у этой твари вместо лица? Интересно, один эмир к ней ходил или еще кто?

Отдышавшись, они двинулись дальше. Луч фонарика скользил по когда-то белым известковым стенам — неожиданно высветилась причудливая вязь любовного стиха.

«Ну и ну! — восхитился Гиви, и это Масрур! Это ж надо довести человека до такого!»

Ниже нацарапано было сердечко, пронзенное стрелой. У Гиви осталось стойкое ощущение, что если стихи начертаны были нетерпеливой рукою в предвкушении свидания, то сердечко обрисовалось уже, если так можно выразиться, вдогон.

Наверное, этот суккуб все-таки очень сексапильный!

Гиви завздыхал — то ли утомился, взбираясь по лестнице, то ли от душевного трепета. Он как-то не представлял себе, как нужно действовать, оказавшись лицом к лицу с суккубом. Тем более, лично ему суккуб ничего плохого не сделал. Пока что, честно говоря, даже и не замечал.

На всякий случай Гиви попытался настроить себя на грядущую схватку, выкатил глаза и стиснул зубы. И почувствовал, что боевого духу слегка прибавилось.

Масрур, вон, какой крепкий, а как его скрутило! Опасная же тварь! Это она чтобы жертву уловить, прихорашивается, красоту наводит, это… ноги отращивает… а если ее застать врасплох?

Да это ж ужас, что оно такое!