— Ну, так в чем проблема? — уже несколько раздраженно вопросил Шендерович.

— Не гневайся, о, источник алоэ и мирры! — старшина купцов склонился еще ниже, — ибо если войско наше в силах справиться с творениями из плоти и крови, оно бессильно перед порождениями воздуха и огня. Сие под силу лишь благословенному, по праву занимающему Престол Ирама, владыке владык, повелителю миров…

— Э… — Гиви с некоторым внутренним удовлетворением увидел, что на лице Шендеровича отобразилась растерянность, — ты хочешь сказать… Дубан, что он хочет сказать?

— Меж Ирамом и указанными городами не так давно обосновались джинны, — буднично пояснил звездозаконник, — причем, самой зловредной своей разновидности. Не ведаю, каковы их подлые намерения, но каковы бы ни были, они губительны для Ирама, ибо сии твари засели как раз в проходе меж горами Каф, через который и идет караванная тропа.

— Гули? — деловитым тоном приглашенного специалиста осведомился Шендерович.

— О нет, — Дубан пожал острыми плечами, — полагаю, ифриты. Будь то гули, мы бы сумели справились с ними, о, властитель.

— Они что? — осторожно спросил Шендерович, — э… пожирают путников?

— Сие мне не ведомо, о, сидящий на престоле, — ответил Дубан, — однако ж, полагаю, да, раз ни один из караванов не дошел, а в песках находят белеющие кости людей и животных… Впрочем, костей там всегда хватало — ибо опасным сие место слывет испокон веку. Да то и тебе самому ведомо!

— Как же, как же… — кивнул Шендерович, — А те, кто нашли эти кости, они что… живы? — продолжал допрашивать он.

— Масрур храбрейший, — Дубан обернулся к эмиру, в ответ на что тот коротко поклонился, — самолично ходил туда с отрядом наилучших своих храбрецов.

— Однако ж, — проницательно заметил Шендерович, — тебя не съели, а, Масрур?

Гиви поглядел на эмира. Тот был бледен и глядел как-то затравленно, поминутно облизывая губы. Ох, неладно что-то с ним, подумал Гиви. Перетрусил, что ли, а теперь стыдно признаться?

— В полдень подошел я туда, повелитель и в полдень же уехал оттуда, — хрипло сказал Масрур.

— И? — недоумевал Шендерович.

— Так они ж боятся солнечного света, сии порождения ночи, — пояснил Дубан.

— Ну, так почему бы и купцам не ходить днем?

— Но повелитель, — изумленно проговорил Дубан, — они и ходят днем! Но в горах Каф есть такие области, куда не проникает солнечный свет! Недаром их прозывают еще и горы Мрака! Они засели там, оттуда и нападают на караваны, ибо караванная тропа мимо сиих областей проходит…

— Засели-засели, — брюзгливо повторил Шендерович, — Кто-то их вообще видел?

— Я же и видел, — терпеливо пояснил Дубан, — в хрустальном шаре.

— Ах, в хрустальном шаре! — Шендерович вновь ударил руками по подлокотникам, отчего звери у лестницы закрутили головами, — ладно, разберемся. Масрур!

— Да, повелитель, — смуглое лицо Масрура сейчас было серым. Неужто, думал Гиви, он и впрямь боится? Ох, если уж и он так боится!

— Завтра с утра выступаем! Собери людей!

— За… с утра? — недоуменно повторил Дубан, — Вы ж там будете к закату, о, повелитель!

— Вот и хорошо, — благосклонно кивнул Шендерович, — Мы их выманим, этих ифритов!

— Но к ночи их сила упрочится!

— Ничего-ничего! Пусть упрочается. Положись на своего царя. Делай, о, Масрур!

— На голове и на глазах, о, повелитель, — неуверенно произнес Масрур. Он прижал в знак почтения руку к сердцу, и вдруг, покачнувшись и закатив глаза, рухнул на ковер.

— Ну что это, — укоризненно произнес Шендерович со своего сиденья, — ну, нельзя же так…

— Это он от страха! — прошептал Гиви, чувствуя, как по спине ползут противные липкие мурашки.

— Масруру страх неведом, — укоризненно сказал чуткий Дубан. Отстранив воинов, кинувшихся к своему начальнику, он склонился над упавшим и стал щупать ему запястье, печально покачивая головой. Затем обернулся к Шендеровичу.

— Ему надобно сделать кровопускание, о, великий, — сказал он, — твой недостойный слуга, если позволишь, займется этим незамедлительно. Ибо, — он вновь покачал головой, на сей раз зловеще, — я вижу дурные признаки…

— Хорошо, — нетерпеливо сказал Шендерович, — потом доложишь о его состоянии. Все?

Кушать хочет, — подумал Гиви, глядя, как четверо крепких воинов укладывают Масрура на импровизированные носилки из копий.

— Не все, о, радость народа! — сказал Джамаль ласково.

— Ну, что там еще? — вопросил Шендерович голосом утомленной кинозвезды.

— А судебные дела? А неразрешимые судебные дела? Кому как не тебе развязывать узлы, каковые никто более развязать не способен?

— Такие узлы обычно рубят, — сухо сказал Шендерович.

— Только не в суде, — возразил Джамаль. — Впрочем, сие дело мелкое и именно посему трудноразрешимое. И ежели ты откажешься, ибо утомлен и желаешь приступить к трапезе…

Придворные вновь начали осторожно переглядываться друг с другом. Странный обморок Масрура явно произвел на них неблагоприятное впечатление. Быть может, думал Гиви, они сочли его за дурной знак? Лично я бы счел…

— И кто посмеет меня за то осудить? — загремел Шендерович, — вы тут обабились совершенно, сами ни на что не способны! Да, меня утомили ваши жалобы!

— Прости, о, луноподобный!

— Да, ваше судебное дело не стоит выеденного яйца!

— Такая мелочь, — подсказал Джамаль.

— Воистину мелочь! Сейчас увидите, как надобно разбираться с неразрешимыми проблемами. Излагайте!

Бедный Миша, сокрушенно думал Гиви, не хотел бы я быть на его месте! Это же ни покушать, ни отдохнуть… А ему, вроде, нравится… Или, просто, лицо держит — разве у Миши поймешь?

— Вот почтенный кади и изложит тебе суть сего запутанного дела.

Кади вскочил, поклонился, прижав руки к груди, потом неловко, оставаясь в согнутом положении, размотал свиток.

— Дело-то простое, опора справедливости, — запинаясь проговорил он, — однако ж добром решить его никак не удается. Трое лоточников ходили торговать по дорогам, а в караван-сарае встретились, подружились и решили дальше ходить вместе. И вот удача улыбнулась им, о, радость мира, и они наторговали большую сумму денег. Однако ж показалось им того мало, и решили они пойти с товаром дальше, а деньги, убоявшись, спрятали в месте, ведомом им одним, дабы на обратном пути выкопать их и разделить. Однако ж, когда вернулись они, то обнаружили, что тайник их пуст, а деньги пропали. Видно, ночью одного из них обуяла жадность и, пока друзья и спутники спали, пошел он и выкопал все накопленное. И вот, теперь показывают они друг на друга и кричат, и обвиняют друг друга и готовы выцарапать друг другу глаза, однако ж никто не сознается в краже и как разобраться с сей жалобой — неведомо, ибо жалуются все они и на одно и то же, однако каждый отводит от себя подозрения, кивая на других.

Шендерович несколько ошеломленно почесал в затылке.

— И все? — спросил он.

— Все, о, суд совести, — ответил кади.

— А это… может, кто другой позаимствовал накопления? Подглядел, да и откопал сокрытое?

— Они уверяют, что сие невозможно, о, праведный! И это единственное, в чем они показывают согласно!

— А следственный эксперимент проводили?

— Что, повелитель? — озадаченно спросил кади.

— Ну, там, на место преступления, отпечатки пальцев там, может, это… грязь под ногтями. Кто-то ведь отрыл, перезахоронил?