милостыни, которую человек должен прежде всего дать себе самому, чтобы очиститься внутренне, тогда и говорил: 'Однако же подавайте милостыню из того, что у вас есть в избытке, и вот – все чисто у вас' (Лк. 11. 41). Потом, чтобы показать то, о чем Он напоминал и что сами они не старались делать, чтобы не подумали они, что их милостыни Ему неизвестны, Он говорит: 'Но горе вам, фарисеи', как бы говоря: 'хотя Я напоминал вам, что нужно давать милостыню, благодаря которой у вас все было бы чисто, но 'горе вам, что даете десятину с мяты, руты и всяких овощей', – эти ваши милостыни Я знаю, – 'и не радеете о суде и любви Божьей', каковою милостыней вы могли бы очиститься от всякой внутренней нечистоты так, что у вас были бы чисты и тела, которые вы омываете'; ибо это есть 'все', и внутреннее и внешнее, как в другом месте читаем: 'Очисти внутреннее, и внешнее чисто будет' (Мф. 23. 26). Но чтобы не казалось, что Он отверг милостыни, совершаемые от плодов земных, Он говорит: 'Сие надлежало делать', то есть суд и любовь Божию, 'и того не оставлять' (Лк. 11. 42), то есть милостыни от плодов земных.
77. Итак, пусть не обманывают себя те, которые думают, что какими-нибудь весьма обильными милостынями от плодов земных или денег они покупают безнаказанность и потому могут оставаться в страшном нечестии и в дурных пороках; потому что они не только совершают их, но и любят и всегда желают, если только могли бы оставаться безнаказанными, пребывать в них. 'Любящие же неправду – ненавидят свою душу', а кто ненавидит свою душу, тот не милостив к ней, но безжалостен. Ведь, любя ее для мира, он ненавидит ее для Бога. А если бы он пожелал дать ей милостыню, благодаря которой у него все было бы чисто, то он возненавидел бы ее для мира и возлюбил бы для Бога. Никто же не даст никакой милостыни, если не получает ее сам от Того, Кто не нуждается. Поэтому сказано: 'Милость Его предварит меня' (Ис. 58. 11).
78. Какие же грехи – легкие и какие – тяжелые, нужно взвешивать не человеческим, а Божеским судом. Ибо мы видим, что некоторые грехи по неведенью были дозволены самими апостолами: таков – тот, о коем досточтимый Павел говорит супругам: 'Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, чтобы быть свободными для молитвы, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим' (1 Кор. 7. 5). Можно подумать, что не грешно соединяться с женой не для рождения детей, в чем и состоит цель брака, а ради чувственного удовольствия, чтобы слабость невоздержанных избегала смертоносного зла блуда или прелюбодеяния, или иной какой нечистоты, о чем стыдно и говорить, каковым может соблазнить страсть при искушении сатаны. Это, как я сказал, могло бы не считаться грехом, если бы он не прибавил: 'Это же говорю как позволение, но не как повеление' (1 Кор. 7. 6). Кто же будет отрицать, что это – грех, хотя бы и признал, что совершающим его дается позволение апостольским авторитетом? То же самое, когда говорит: 'Смеет ли кто из вас, имея дело с другим, судиться у нечестивых, а не у святых?' И немного спустя: 'Итак, если будете иметь житейские тяжбы, поставляйте ничего не значащих в церкви. К стыду вашему говорю: неужели нет между вами ни одного разумного, который мог бы рассудить между братьями своими?' (1 Кор. 6. 1-6). И здесь можно было бы подумать, что не грешно иметь тяжбу с другим, но только грешно желать судиться вне церкви, если бы он непосредственно не прибавил: 'Уже и в том виноваты вы, что имеете тяжбы между собою'. И чтобы кто-нибудь не оправдывал этого, говоря, что он имеет правое дело, но терпит несправедливость, от которой желает избавиться по приговору судей, он тотчас же отвечает на такие размышления или оправдания и говорит: 'Почему бы вам лучше не оставаться обиженными? Почему бы вам лучше не терпеть лишения?' Получается то, что говорит Господь: 'Если кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду (Мф. 5. 40); и в другом месте: 'От взявшего твое, не требуй назад' (Лук. 6. 30). Итак, он предостерег своих от суда по житейским делам с другими людьми; с этой точки зрения апостол называет такой суд грехом. Однако, когда он позволяет братьям такие тяжбы между собою оканчивать в церкви и строго запрещает их вне церкви, то ясно, что и здесь это допускается для слабых по снисхождению.
79. Есть же некоторые грехи, которые могли бы считаться весьма легкими, если бы Писание не указывало, что они более тяжелые, чем о них думают. Кто говорящего брату своему: 'безумный' мог бы считать повинным геенне, если бы о том не сказала Истина? Однако, для этой раны Она тотчас предлагает и лекарство, присоединяя правило братского примирения, тут же Она говорит: 'Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя…' и т. д. (Мф. 5. 22, 23). Или кто мог бы подумать, что такой большой грех – наблюдать дни, и месяцы, и годы, как наблюдают те, которые в известные дни, или месяцы, или годы желают или не желают предпринимать что-нибудь, так как якобы различают время счастливое и несчастливое; кто мог бы подумать, какой большой это грех, если бы величину этого зла мы не определяли из опасения апостола, сказавшего таковым: 'Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас' (Гал. 4. 11).
80. К этому присоединяется еще то обстоятельство, что большие и страшные грехи, коль скоро они входят в привычку, считаются малыми грехами или совсем за грехи не считаются; и кажется, что не только не надо их скрывать, но нужно даже восхвалять и разглашать, по писанному: 'Хвалится грешник в похотях души своей, и обидчик благословляется' (Ис. 9. 24). Такое нечестие в Божественных книгах называется 'воплем'. Так у пророка Исаии о плохом винограднике ты читаешь: 'Я ждал, – говорит, – что он совершит суд, он же совершил беззаконие, не правду, но вопль' (Ис. 5. 7). Отсюда и в Бытии: 'Вопль Содомский и Гоморрский умножился' (Быт. 18. 20). Потому что те беззакония у них не только уже не наказывались, но во множестве, как бы законно, совершались даже публично.
81. Теперь я буду говорить о том, о чем уже часто говорил и в других местах своих небольших сочинений. Грешим мы по двум причинам: или по незнанию того, что должно делать, или не делая того, о чем мы знаем, что его нужно делать: первое из двух есть зло неведенья, второе – зло слабости. Что с ними надо бороться, с этим мы согласны; но мы совершенно бываем побеждены, если не приходит Божественная помощь для того, чтобы мы не только видели, что нужно делать, но и чтобы при наступлении непорочности наслаждения праведность брала перевес в нас над наслаждением. Потому и говорится в псалме: 'Господь просвещение мое и спасение мое' (Пс. 24. 1). Нужно просить не только о прощении, если мы согрешим ('прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим'), но и о руководстве, чтобы мы не грешили: 'И не введи нас в искушение' (Мф. 6. 12, 13); так что просвещение устраняет незнание, спасение – слабость.
82. Ибо и само покаяние, когда есть достаточный повод, совершаемое по обычаю церкви, в большинстве случаев по слабости совершается потому, что и стыд есть боязнь быть неугодным, между тем как мнение людей нравится больше, чем правда, перед которой каждый смиряет себя во время покаяния. Поэтому не только когда совершается покаяние, но и для того, чтобы оно совершалось, необходимо милосердие Божье. Иначе апостол не говорил бы
о некоторых: 'не даст ли им Бог покаяния' (2 Тим. 2. 25). И когда Петр горько заплакал, перед этим, как говорит евангелист: 'Взглянул на него Господь' (Лк. 22. 61).
83. Кто же, не веруя в то, что в церкви оставляются грехи, презирает такое богатство Божеского дара и, упорствуя в этом образе мыслей, оканчивает последний день жизни, тот повинен в непростительном грехе против Духа Святого, Которым Христос отпускает грехи (Мф. 12. 32). По поводу этого трудного вопроса в одной, написанной с этой только целью книге, я дал, насколько мог, весьма ясные объяснения.
84. О воскресении же плоти, не о таком, когда бы некоторые ожили и снова умерли, а о воскресении в вечную жизнь, как воскресла плоть самого Христа, сумею ли я рассуждать коротко и решить все связанные с этим вопросы, – не знаю. Во всяком случае христианин не должен сомневаться в воскресение плоти всех людей, рожденных прежде и рождающихся, умерших и умирающих.
