(Ин.1,10). Но поскольку люди предпочли Творцу тварь, то преданные миру и от того справедливо названные миром, не познали Его. Потому-то Евангелист сказал: «…и мир Его не познал» (Ин.1,10). Потому-то «…в премудрости Божией не разуме мир премудростию Бога». Но зачем Она пришла, будучи прежде здесь, если не затем, что благоугодно было Богу спасти верующих буйством проповеди? Каким образом пришла, если не так, что «И Слово стало плотию, и обитало с нами» (Ин.1,14)? Как при разговорах мысль, существующая в глубине души нашей, облекается в известные звуки голоса, бывает словом, изречением самой себя, дабы в том состоянии переселиться в душу слушателя, падая на внешний, телесный слух его (между тем, сия мысль, обращаясь в звуки, не поглощается оными, а, напротив, сама в себе пребывает целою, неприкосновенною и только принимает форму слова, необходимую для действия на внешний слух, нимало не изменяя своей сущности), так и Бог Слово отнюдь не изменилось, а только соделалось плотью, да вселится в нас.
13) Как средство к исцелению есть врачевание, так и воплощение Слова есть средство врачевания, предпринятое для исцеления и восстановления грешников. И обыкновенные врачи, перевязывая раны, не поступают без разбору, а приспособляются к ранам, дабы в перевязях была соединена польза с некоторою приятностью; так и врачевство Премудрости, принявшей на себя человечество, приспособлялось к нашим ранам, одни из них врачуя противоположными, другие – подобными средствами. Как телесный врач употребляет иногда противоположные средства, например, в простудных болезнях – горячительные, в мокротных – иссушающие мокроту и т. п., а иногда – подобные, например, к круглым ранам прикладывает круглые частички полотна, к продолговатым – продолговатые, и вообще не одну и ту же употребляет перевязку для различных членов, а соображается со свойством и различием каждого члена порознь; так поступила и Премудрость Божия при врачевании человека, будучи сама и врачом и врачевством. Поскольку человек пал чрез гордость, Она употребила врачевством смирение. Мы обмануты лукавою мудростью змия, а спасаемся буйством Божиим. Как хитрость змия прослыла мудростью у людей, проявляющихся Богу, хотя она есть совершенное безумие, так, напротив, буйство Божие почитается высочайшей премудростью у людей, побеждающих диавола, хотя от мира и называется буйством. Мы во зло употребили бессмертие, чтобы умереть – Христос во благо употребил смерть, чтобы мы ожили. Поврежденная душа жены произвела в мир болезнь – из неповрежденной плоти Девы произникло здравие. К сим же противоположным средствам относится и то, что наши пороки врачуются примером добродетелей Христовых. С другой стороны, кроме средств противоположных, употреблены и подобные средства, как бы некоторые перевязи, соответствующие повреждению наших членов, как, например: обольщенных женою освободил Родившийся от Девы; смертные исцелены смертью; люди спасены Человеком. Прилежные изыскатели, не имеющие нужды, подобно мне, спешить совершением предпринятого труда, легко могут найти во Врачебнице Христианской (medicina Christiana) много и других служащих к назиданию средств, как противоположных, так и подобных.
14) Но я не могу здесь не упомянуть о воскресении Господа из мертвых и вознесении Его на небо, двух важнейших событиях, укрепивших веру нашу великою надеждою. Оба сии события ясно показывают, с какою свободою положил душу свою за нас Тот, Кто имел полную власть опять принять ее (Ин.10,18). После сего, как сладостно утешается надежда верных, в живом уповании помышляющих, Кто и что потерпел за нас, еще не веровавших! С другой стороны, мысль, что Судия живых и мертвых опять придет на землю, заставляет страшиться беспечных и побуждает их к бодрствованию, дабы они скорее желали Его пришествия, творя дела правые, нежели страшились оного, творя зло. Но какими словами выразить или какою мыслию объять можно ту награду, которую Он даст в скончание века, если теперь для облегчения нашего странствования Он столь много дал нам от Духа Своего, дабы в несчастиях жизни не оскудела в нас вера и любовь к Тому, Которого еще не видим, и сообщил дарования, каждому довлеющие, для назидания Церкви своей, дабы мы, члены сей Церкви, творили повеленное не только без роптания, но с охотою и радостью?
15) Ибо Церковь, по учению Апостольскому (Еф.1,23), есть тело Господа и называется невестою Его. Посему члены своего тела, отправляющие различные должности, Господь связует союзом единства и любви, составляющей здравие для них. Впрочем, Он укрепляет и очищает Церковь Свою на земле и некоторыми горькими врачевствами, дабы, освободив ее от уз мира сего, соединиться с нею навеки, как с невестою, «не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного» (Еф.5,27).
16) Далее, поскольку мы находимся на пути к вечной жизни, который измеряется не пространством мест, а расположениями сердечными, и который загражден был прошедшими грехами нашими как бы некоею тернистою оградою, то можно ли сделать что-либо человеколюбивее и милосерднее того, что сделал для нас Господь, благоволивший соделаться нашим путем? Он простил обратившимся все грехи их и Крестом своим разрушил преграды, останавливавшие нас на пути обращения нашего.
17) Для того-то и дал Он Церкви своей ключи царствия, да все, разрешаемое ею «на земле, то будет связано на небесах» (Мф.16, 19), и все, связываемое ею здесь, будет связано и там, т. е. чтобы все неверующие в отпущение своих грехов не получали прощения в них, напротив, верующие и исправляющиеся, будучи приняты в союз с Церковию, по сей самой вере, сопровождаемой исправлением, исцелялись бы. Ибо кто не верует, что грехи его могут быть отпущены, тот чрез отчаяние делается худшим: сомневаясь в плодах своего обращения, он думает, что ему ничего не остается лучшего, как только быть злым.
18) Как оставление прежней греховной жизни и нравов, совершаемое покаянием, есть некоторая смерть для души, так разрешение от ветхой животности (pristinae animationis) нашей есть смерть для тела, и, как душа, после покаяния умерщвляющая прежние худые склонности, делается лучшею, так, должно верить и надеяться, что и тело после смерти, коей грех подвергнул всех нас, соделается лучшим в день Воскресения, дабы не плоть и кровь наследовали Царствие Божие (что невозможно), но тленное сие тело облеклось бы в нетление, и смертное – в бессмертие, и, таким образом, чуждое всяких страстей (ибо не будет иметь никаких недостатков) спокойно было бы управляемо святою и блаженною душою.
19) Напротив, чей дух не умирает для века сего и не начинает сообразовываться с истиною, тот чрез смерть тела подвергнется тягчайшей смерти и оживет не для небесного жительства, а для мучения. Ибо вера внушает нам – да так и должно быть – что ни душа, ни тело человека не уничтожаются совершенно, но нечестивые воскреснут для несказанных мук, а праведные – для вечного живота.
20) Таким образом, из всех вообще предметов только те достойны любви, кои выше назвал я вечными и неизменяемыми; прочими же должно только пользоваться как средствами, способствующими к достижению названного благого расположения души. Но и мы, люди, радующиеся тем или иным предметам и пользующиеся ими, мы сами по себе составляем тоже предмет. Мало того: человек, созданный по образу и по подобию Божию, есть нечто весьма великое и важное – не в том отношении, что имеет смертное тело, но в том, что разумною душою своею он превосходит всех прочих животных. Отсюда вытекает важный вопрос: любить ли себя должны люди, или же только пользоваться собою, или любить и пользоваться вместе? Нам заповедано любить взаимно друг друга, но, спрашивается, должны ли мы любить человека для него самого, или для чего-либо другого? Если для него самого, то мы полагаем в нем свое блаженство; если же для другого чего, то пользуемся им. Мне кажется, что не должно любить человека для него самого, ибо, что мы любим ради него самого, в том поставляем свое блаженство, коим утешаемся в сей жизни, если не на самом деле, то, по крайней мере, надеждою; но тот проклят, кто полагает надежду свою на человека! (Иер.17,5)
