перешагивали через камни, поднося своего хозяина к добыче.

Кентавр, с грохотом вбивая копыта в камни, огибал смертоносного паука по большой дуге и всаживал в него стрелу за стрелой.

Лишь когда паук стал похож на ежа, усеянного иголками, только тогда ноги его подломились, и колыхающееся чрево плюхнулось на камни. Из него потекла мутная жидкость, унося паучью жизнь.

Лидриэль, зажимая рот, бросила раненого и соскочила с кентавра она разглядела паука поближе, в глубине полупрозрачного брюшка светились человеческие черепа, как семена в маковой коробочке. Солнечную танцовщицу выполоскало прямо на тропу.

— Вот расстроилась, — прогудел успокаивающе Файнос, придерживающий раненого мальчика, чтобы тот не упал. — Эка невидаль, гигантский паук…

— Это же чудовище! — всхлипнула Лидриэль. — Какой мерзкий!

— Зато он явно сожрал всех других, кто мог нам проход загораживать. Это ж хорошо! Давай имперца на землю спустим, пусть у камушка посидит, отдохнет. А я стрелы соберу. Они теперь вдвойне ценные, паучьим ядом пропитались.

Лидриэль глубоко вздохнула, трясущейся рукой достала фляжку с бодрящим отваром и сделала хороший глоток.

Потом подошла к кентавру и помогла снять раненого.

Пока кентавр собирал стрелы, она стояла на валуне и смотрела на путь, который они прошли за день. Далеко-далеко золотились эльфийские леса, синело озеро. Сухая равнина, которую они прошли, была какой-то серой, слегка тронутой бурым налетом, словно плесенью. Ветерок раздувал волосы солнечной танцовщицы.

— Будешь подставлять лицо солнцу — появятся веснушки! — предупредил кентавр, осторожно убирающий ядовитые стрелы в колчан.

— У эльфов веснушек не бывает! — возмутилась Лидриэль.

— А вот посмотрим. В лесу — не бывает, а на равнине, под солнышком, даже орки веснушчатые встречаются.

— Не верю! Они же зеленокожие.

— Честное, благородное слово! Хотя, может, это и не веснушки, может, это и прыщи были… Давай грузить человека

— Давай.

Они благополучно миновали проход и оказались с другой стороны гряды. Здесь спуск был более пологим, а равнина внизу резко отличалась от той, по которой они шли. Она была зеленой и необъятной.

— Видала? — гордо сказал кентавр. — Вот она, настоящая земля предков! А теперь держитесь!

И он понесся вихрем вниз.

Падший ангел Бетрезен, покинув свой замок, шагал по огненным подземельям преисподней Обычно оживленные, в такие минуты подземелья казались безлюднейшими местами на земле.

Глядя на Бетрезена, никто бы не подумал, что он умирает. Развевались белые одежды ангела, крылья — одно огненное, второе обугленное — были чопорно сложены на спине. Руки с тонкими, длинными пальцами задумчиво теребили черную, похожую на змею плетку.

Бетрезену нравилось гулять в ангельском облике. Ему лучше думалось во время прогулки. Даже легкая хромота в этом обличье уже не раздражала. Быть демоном за тысячелетия приелось, привычный облик переносился лучше, в нем не так чувствовалась тяжесть многолетнего заточения.

Бетрезен размышлял.

Мальчишка сбежал. Баронессы не смогли его остановить. И время ушло. Эта дура сказала, что беглец улизнул на поверхности. Значит, нужен тот, кто сможет догонять по следам. Баронессы безмозглы, только и годятся, что земли испепелять да жезлы втыкать куда велено.

Придется послать архидьявола… Здесь силой не взять, нужна магия.

Послы от этой пронырливой крысы де Лали добились-таки своего… Придется слать Легионы им на помощь. А Утер, подонок, где-то затаился.

Но кто был этот мальчишка? Как он вообще попал в сердце преисподней? Ну, зачем, зачем ему Тиамат, прикованная к трону? Ее же — взрослую — боятся даже Адские герцоги! Он безумец или мудрец? И мальчишка ли это? Он же плюнул в лицо князю ада, щенок!

От вопросов у Падшего ангела разболелась укушенная жабкой нога

А решение вернуть беглеца и допросить в пыточной только возросло.

Они ехали по зеленой равнине, и травы были кентавру по конское брюхо. Файнос Большой Лук распевал во всю глотку. Склоняющееся к закату солнце зажигало огни в золотых волосах Лидриэль и подсвечивало розовым бледное лицо мальчика.

Навстречу им скакали три молодых кентавра с копьями в руках. Раскрашенных еще более причудливо, чем Файнос.

Они встретились посреди моря трав и затянули песню уже на четыре голоса

У диких кентавров в волосы были вплетены подвески из беличьих хвостов, деревянные палочки и орлиные перья. Бисерные браслеты украшали руки.

Допев, кентавры начали называть свои имена;

— Быстрый След!

— Крыло Вороны!

— Маленькое Копыто!

Файнос, в свою очередь, торжественно представил всадницу:

— Лидриэль, эльфийская принцесса!

Кентавры дружно отсалютовали Лидриэль копьями, и она засмущалась. Но к ее великой радости один из кентавров забрал раненого, понес на руках.

Солнечная танцовщица тотчас вскочила на ноги и с высоты крупа Файноса принялась осматривать новые места

Соплеменники Большого Лука вели гостей к роще, около которой виднелись яркие пятна шатров. Между шатрами горели костры.

Молодые кентавры с восхищением смотрели на лук в Руках Файноса и наперебой рассказывали ему новости.

— Воины ушли в набег на восход. Мохноногие похитили наших лошадей. В последнее время житья от них не стало, говорят, они продают краденые табуны оркам!

— А на севере спокойно? — спрашивал Файнос.

— На севере оживление. У старых развалин луну назад стал большой лагерь имперцев. Они что-то ищут.

— А почему имперцы, почему не нейтралы? — уточнил Файнос

— Они вывесили флаг, и отряд слишком большой для нейтралов, — почтительно доложил один из кентавров. Может быть, Крыло Вороны, а может быть, Маленькое Копыто. — Ребята подбирались к ним поближе, но их охранники стреляют во все, что движется.

— Испугались? — подначил Файнос Большой Лук.

— Нет! — возмутились молодые кентавры. — Там просто взять нечего! Были бы это торговцы или имперские чиновники…

— Шаман нас встречает! — вдруг воскликнул один из кентавров.

И остальные резко замолчали, лица их стали замкнутыми.

— Шамана нашего племени зовут Бешеный Конь, — полуобернувшись к Лидриэль, объяснил Файнос. — Он — самое влиятельное лицо здесь. Я не припомню, чтобы он выходил навстречу гостям.

Лидриэль тоже насторожилась, как и молодые кентавры. Она села и выпрямила спину.

Шаман кентавров был таким худым, что ребра выпирали — и человеческие, и конские. Запавшие глаза смотрели из глубоких глазниц. Седые волосы были вперемешку с черными. На плече шамана сидел мрачный ворон.

— Приветствую тебя, Бешеный Конь, — в голосе Файноса было уважение. И, пожалуй, робость.