образовано лучше своих предшественников. Но качественной экономической подготовки ни они сами, ни их ближайшие соратники, отвечающие за экономику, не получили. Они не понимали, как устроен мировой рынок, как взаимосвязаны внешнеторговый баланс, бюджет и снабжение населения, не могли оценить стратегические угрозы, с которыми столкнулась страна. Им казалось, что главные проблемы – замедление темпов экономического роста, низкая эффективность, отставание от Запада – порождены некомпетентностью предшествующего руководства.

Слова, сказанные М. Горбачевым летом 1990 г. на Пленуме ЦК КПСС, можно интерпретировать как самооправдание. И тем не менее, он говорил правду: «Нам досталось крайне тяжелое наследие. Наша экономика и весь общественный организм изнемогали от хронических болезней. Запущенность деревни, сельского хозяйства, перерабатывающей промышленности, плачевное состояние нашей природы, устарелая структура производства, отставание в науке и технике – разве все это не последствие экономической и технической политики, проводившейся десятилетиями».[340] Другое дело, что в 1985 г. он вряд ли понимал остроту проблем, с которыми ему и его коллегам придется иметь дело.

Будущий Председатель Правительства СССР Н. Рыжков так оценивал экономическую ситуацию в СССР к концу брежневского времени: «Итак, мы начали. Ситуация в стране, повторю, и впрямь была сложной. Один только пример. В 1982 году, впервые после войны, остановился рост реальных доходов населения: статистика показала ноль процентов… Состояние народного хозяйства страны можно было легко описать поговоркой; куда ни кинь – всюду клин. И в металлургии полно проблем, и в добыче нефти, и электроника требовала подпитки, и химия – да что угодно назовите, не ошибетесь».[341]

Тем не менее новые руководители, как видно по их выступлениям в 1985–1986 гг., были уверены в том, что они способны вернуть советской экономике утраченный динамизм, повысить темпы экономического роста, преодолеть отставание от наиболее развитых стран.

Что имели в виду М. Горбачев и Э. Шеварднадзе, когда в декабре 1984 г. в Пицунде обсуждали вопрос о том, что так больше жить нельзя, история вряд ли узнает. Но все, что известно из доступных архивных материалов, показывает, что четкого плана действий, подготовленного к моменту, когда высшая власть окажется в их руках, у них не было.[342] Через 22 месяца после прихода к власти, выступая на январском Пленуме ЦК КПСС 1987 г., М. Горбачев признал, что масштаб проблем, стоящих перед страной и ее руководством оказался больше, чем он предполагал.[343] Столкнувшись с трудно управляемым кризисом, преодоление последствий которого требует полной концентрации сил, готовности принимать тяжелые решения и отвечать за них, новое руководство не видело и не понимало природы и масштаба угрозы.

Впрочем, они обратили внимание на опасную тенденцию – падение добычи нефти в СССР в 1985 г. Были предприняты усилия, чтобы выправить ситуацию. После поездки М. Горбачева в Тюмень в сентябре 1985 г., смены ряда руководителей, выделения дополнительных ресурсов, снижение добычи нефти в регионе было приостановлено. Однако фундаментальные проблемы отрасли, связанные с перефорсированной разработкой крупнейших месторождений в 1970 – начале 1980-х годов и с ухудшением условий добычи нефти, решены не были.

Советское руководство понимало, что сокращение добычи нефти ставит перед ним непростые вопросы. На совещании в ЦК КПСС 23 августа 1986 г. М. Горбачев говорит: «Что я прежде всего хотел бы сказать, товарищи. Все мы должны, я это хочу здесь откровенно в этом кругу сказать, видеть, что в связи со сложившейся обстановкой с добычей нефти и газового конденсата наши экспортные ресурсы, а соответственно и возможности импорта в 1986 году значительно сократились. И это серьезно осложняет нам проблему сбалансированности не только экспортно-импортного плана, но и экономики в целом. В этих условиях как никогда обостряется вопрос всемерной экономии валюты. Мы конечно много тратим валюты на закупку сельхозпродуктов – зерна, мяса, других продуктов. Закупаем более 9 млн. тонн готового проката, стальных труб на 3 млрд. рублей. Большое количество сырья и полуфабрикатов для химии, цветной металлургии, легкой промышленности и т. д. В общем все это нужно. Мы закупаем потому, что жить без этого не можем».[344]

Увеличение добычи нефти, хотя бы гораздо более низкими темпами, чем те, которые были достигнуты в 1970-х годах после введения в эксплуатацию ряда уникальных месторождений, было принципиально важно для обеспечения устойчивости народного хозяйства страны. Но за это приходилось платить все дороже. Председатель правления Промстройбанка СССР в середине 1988 г. в письме в правительство напоминает, что на нужды топливно-энергетического комплекса в 1986–1990 гг. предполагалось выделить почти на треть больше капиталовложений, чем было освоено в 1981–1985 гг., и в три раза больше чем в 1971–1975 гг. Доля комплекса в общих затратах на капитальное строительство в стране увеличилась с 14% в 9-й пятилетке до 23% – в 12-й. Темпы роста капиталовложений заметно опережали темпы роста объемов производства.

В выступлениях М. Горбачева в 1986 г. очевидна озабоченность проблемами, порожденными падением цен на нефть. Но его тон свидетельствует о непонимании масштабов проблемы. Меры, направленные на управление кризисом платежного баланса, финансовым кризисом, в 1985–1986 гг. на политическом уровне не обсуждались. Больше того, в это время принимаются решения противоположные тем, которые диктует логика антикризисной программы.

Правительство страны, столкнувшись с неблагоприятной конъюнктурой цен на доминирующие в экспорте товары, наносит три дополнительных удара по финансовой системе страны. Это, во-первых, антиалкогольная кампания, снижающая бюджетные поступления, во-вторых, программа ускорения народнохозяйственного развития, предполагающая значительное увеличение масштабов государственных капитальных вложений, и, в-третьих, сокращение закупок промышленных товаров народного потребления по импорту.

Бывший председатель Госплана СССР Н. Байбаков вспоминает: «В апреле состоялось заседание Секретариата ЦК, на котором обсуждалось решение по сокращению производства спиртных напитков. В плане 1985 года водка занимала 24% в товарообороте, поэтому на заседании я осторожно предупреждал: – Товарищи, не торопитесь – разбалансируем бюджет. Ведь речь идет все-таки о 25 млрд. рублей… – Нет, – заявил Лигачев, – давайте вначале резко сократим производство спиртных напитков, а потом введем сухой закон… На очередном заседании, состоявшемся осенью, Секретариат ЦК проанализировал ход выполнения указанного постановления. Отмечали, что определенная работа в этом направлении проводится, но вместе с тем критиковали секретарей крайкомов и обкомов партии за медлительность в снижении темпов производства спиртных напитков. Затем было внесено предложение сократить производство водки наполовину, но не к 1990 году, как намечалось по плану, а к 1987 юбилейному году – к 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции. После этого заседания развернулась еще более активная кампания против пьянства и алкоголизма. Резко стали сокращать производство и продажу спиртных напитков, в том числе вин и коньяка».[345] По плану 1985 г., принятому до антиалкогольных постановлений, от реализации алкогольных напитков намечалось получить 60 млрд руб. прибыли. После принятия решений было получено в 1986 – 38 млрд, в 1987 – 35, а в 1988, в связи с отменой антиалкогольной кампании, – чуть больше 40 млрд руб.[346]

Кампания борьбы с алкоголизмом предполагала ежегодное сокращение производства и реализации водки и ликероводочных изделий на 10%, уменьшение их выпуска за пять лет наполовину. Выпуск плодово- ягодных алкогольных напитков в 1988 г. должен был прекратиться. Уже в 1985–1986 гг. производство алкогольных напитков сократилось более чем в два раза. В начале антиалкогольной кампании советское руководство надеялось, что повышение цен на алкоголь позволит компенсировать примерно 80% потерь бюджета и товарооборота от уменьшения объемов продажи алкогольных напитков в натуре.[347] Развитие событий показало, что это было иллюзией.

На XXVII съезде КПСС была поставлена задача удвоения экономического потенциала в СССР к 2000 г.