— Гауптштурмфюрер СС Габель, — пересохшим ртом комендант с трудом выговорил собственное звание и фамилию, — герр бригадефюрер…

Молодой человек сдержанно кивнул головой. Несмотря на волнение Габель с трудом сдерживался, чтобы не выказать удивление. Этот худощавый мальчишка в штатском — бригадефюрер?! Но времени удивляться у него не было. С любезной улыбкой он вежливо пригласил господ офицеров пройти в его кабинет, с ужасом вдруг вспомнив о том, что после вчерашней попойки в комендатуре еще не успели прибрать.

Комендант оглянулся, ища взглядом Вагена. Но тот с утра как сквозь землю провалился. Вчера ночью он был мертвецки пьян и перебил из револьвера все стекла и посуду в столовой. Как теперь предложить генералу ужин, когда в столовой — полный разгром. А вдруг унтершарфюрер и сейчас появится в таком же виде? При этой мысли Габель почувствовал, как у него все похолодело внутри. Проходя, он успел шепнуть второму помощнику, чтобы немедленно разыскали Вагена и «приберитесь, приберитесь вокруг! Пройдите по баракам, посмотрите, все ли там в порядке»…

Подчиненные Габеля засуетились на плацу. Послышались крики команд, заскрипели засовы бараков. Бригадефюрер Шелленберг в сопровождении своих офицеров подошел к зданию комендатуры и уже хотел подняться по лестнице на крыльцо, как неожиданно навстречу ему дверь распахнулась, и унтершарфюрер Ваген в расстегнутом кителе, с пистолетом в одной руке и недопитой бутылкой — в другой вывалился на крыльцо. Постоял, раскачиваясь, на месте и, не удержавшись на ногах, с ругательствами скатился по лестнице вниз. Габель от ужаса зажмурил глаза.

Чертыхаясь и размахивая заряженным пистолетом, Ваген валялся в луже у крыльца комендатуры, тщетно пытаясь подняться. Никто не осмелился подойти к нему. Его рубашка была залита чем-то коричневым, грязная вода стекала по мундиру. Унтершарфюрер прицелился куда-то вдаль и хотел уже спустить курок. Увидев это, оберштурмбаннфюрер Скорцени быстро подошел к нему и ногой выбил оружие из его руки. Его адъютант Раух тут же подобрал упавший пистолет. Вторым ударом в лицо Скорцени оглушил унтершарфюрера и, брезгливо перевернув его носком сапога в луже, переступил через распластанное в грязи тело. Потом, обернувшись к Габелю, приказал:

— Немедленно уберите эту свинью. Такие типы позорят мундир СС.

По сигналу коменданта два охранника оттащили Вагена в сторону. Оберштурмбаннфюрер СС Скорцени поднялся на крыльцо и открыл дверь комендатуры.

— Прошу Вас, герр бригадефюрер, — обратился он к своему шефу, а потом насмешливо посмотрел на Габеля.

— Надеюсь, комендант, Вы не забыли,что гостеприимный хозяин здесь вы, а не я. Так проводите же бригадефюрера!

В кабинете Габель ожидал разноса, а может быть, даже и разжалования, но Вальтер Шелленберг ни словом не обмолвился о происшествии. Не упомянул он и о разведшколе, которая так пугала Габеля. Бригадефюрер Шелленберг вообще молчал.

Всем распоряжался его адъютант, гауптштурмфюрер СС барон Ральф фон Фелькерзам. К удивлению Габеля, он сразу же потребовал, чтобы ему принесли регистрационную карточку и все имеющиеся у начальника лагеря материалы на заключенную номер 9083 американку Ким Сэтерлэнд. Комендант лагеря с опаской взглянул на Скорцени. Он чувствовал, что визит Шелленберга был каким-то образом связан с недавним приездом оберштурмбаннфюрера. Конечно, Шелленберг приехал неспроста. Но чтобы с такой целью…

Не так уж часто генералы посещают этот захолустный уголок. Да тут еще Ваген напился! Ведь только он точно знает, что и где лежит. Но так как состояние Вагена не позволяло ему выполнять приказы, Габель вызвал своего второго помощника и приказал ему немедленно принести необходимые бригадефюреру документы. Увидев растерянность на лице второго помощника, наблюдавший за ними штандартенфюрер Науйокс, скрывая улыбку, заметил Скорцени, что, судя по всему, документы принесут не скоро.

Вальтер Шелленберг, который, казалось, вообще не интересовался ни Габелем, ни его делами, отошел от окна, сел в кресло, любезно предоставленное ему комендантом, и подозвал к себе Фелькерзама.

— Ральф, — негромко попросил он, — распорядитесь, чтобы ее показали нам. Пусть под каким-нибудь предлогом выведут на площадь. Устроят прогулку, что ли. Мы должны посмотреть на нее. Не зря же мы тащились сюда из Берлина.

Вообще, Вальтер Шелленберг был недоволен поездкой. Из Берлина выехали рано утром, но по пути сломалась машина охраны и в лагерь они приехали только под вечер. Бессонная ночь на совещании у фюрера, которое закончилось только в четыре часа утра, ожидание под дождем, пока починят машину, теперь это захолустное место, где кругом грязь и вонь, где даже офицеры утратили всяческое представление о дисциплине! Шелленберг уже несколько раз пожалел о том, что согласился на доводы Скорцени и решил поехать лично посмотреть на женщину, за которую, если предположения Скорцени подтвердятся, ему предстояло ходатайствовать перед рейхсфюрером.

Доклад оберштурмбаннфюрера Скорцени о деле Маренн де Монмаранси сначала озадачил Шелленберга. Ему никак не хотелось ввязываться в очередное разбирательство с Управлением Мюллера, к тому же факты, изложенные в докладе, а точнее, не факты, а сплошь догадки и предположения, делали всю эту историю в представлении Шелленберга почти неправдоподобной.

Но поразмыслив, он решил не отказываться от возможности проверить все варианты, как и предлагал Скорцени. Ему предстояло заново, почти на пустом месте, создать разведку СД, сделать ее сильной и гибкой структурой, которая могла бы на равных конкурировать с оплотом германских спецслужб — абвером адмирала Канариса, а в будущем, возможно, подчинить его себе.

При такой задаче назрела необходимость в короткое время наладить собственную агентурную сеть, научиться работать быстро и слаженно, используя передовые научные методы, и поставить науку на службу своим целям. Для этого ему как воздух необходимы были квалифицированные кадры, не только исполнители-оперативники, но и специалисты, способные создавать, творческие люди, не завербованные еще ни Канарисом, ни Риббентропом. А таких людей было мало, практически их уже невозможно было найти в Берлине или в Вене.

Молодость Шелленберга и ранний взлет его карьеры вызывали зависть у коллег в руководстве РСХА. Каждый из них, начиная с начальника хозяйственного Управления и кончая шефом гестапо Генрихом Мюллером, скорее старался подставить Вальтеру ножку, чем помочь. Поэтому в работе он вынужден был опираться только на собственные силы и знания и только на «своих» людей.

Единственным облегчением для него, пожалуй, служила постоянная поддержка рейхсфюрера. Но благоволение высокопоставленных особ, как известно, изменчиво, словно погода.

По этим причинам идея использовать в работе известного психиатра, любимую ученицу Фрейда, показалась Шелленбергу привлекательной. Еще будучи студентом Боннского университета, где он изучал медицину и юриспруденцию, он читал ее статьи. Они поразили его оригинальностью и новизной мышления. Без сомнения, это было новое слово в науке, достойное развитие идей ее учителя. Он не мог не согласиться со Скорцени, что сотрудничество столь крупного специалиста с ними, ее знания и связи могли бы принести большую пользу их деятельности.

Тем более что Скорцени в его намерении полностью поддержал давний друг Шелленберга, известный врач-психиатр Макс де Кринис, профессор Берлинского университета и заведующий психиатрическим отделением берлинской клиники Шарите. Он давно и хорошо знал Маренн, работал с ней в Вене и в Берлине. Ее внезапное исчезновение из Берлинского университета огорчило профессора, и он был сильно расстроен, узнав, что ее арестовало гестапо но доносу одного из сотрудников.

Профессору не составило труда определить по почерку автора доноса. Им оказался аспирант его кафедры, давно сотрудничавший с гестапо. Несколько раз ему не удавалось защитить диссертацию на кафедре де Криниса, так как его оппонент, доктор психиатрии Маренн де Монморанси, разбивала в пух и прах все неглубокие научные изыскания претендента.

Чтобы отомстить «француженке», аспирант написал донос в гестапо. Теперь же, оставив неотложные дела, де Кринис с готовностью согласился сопровождать Шелленберга в его поездке, чтобы лично убедиться в том, что женщина, содержащаяся в концентрационном лагере «O-Z-242» под номером 9083 является его коллегой, Маренн де Монморанси.