квантовой механики на основе множественности миров». Да, действительно, существует множество миров, говорится в ней. Каждую секунду привычный нам мир расщепляется на бесконечное множество других миров, имеющих иное будущее и иное прошлое.

Физика утверждает, что Ричард, решивший убежать от Лесли, вовсе не исчез на том жизненном перекрестке, круто изменившем направление всей моей жизни. Он существует. Только уже в альтернативном мире, движущемся параллельно нашему. В том мире Лесли Парриш тоже выбрала иную жизнь: Ричард Бах вовсе не ее муж, она отказалась от него, узнав, что он несет с собой не радостную любовь, а лишь бесконечное горе.

После «Множественности миров» мое подсознание по ночам постоянно перечитывало эту книжку и норовило влезть в мой сон.

— А вдруг ты сможешь проникнуть в эти параллельные миры, — нашептывало оно. — Вдруг ты сможешь встретить Лесли и Ричарда еще до того, как ты совершил свои самые страшные ошибки и свои лучшие поступки? А вдруг ты сможешь предостеречь их, поблагодарить их или спросить о том, на что у тебя хватит смелости? Интересно, что они знают о рождении, жизни и смерти, карьере, любви к Родине, мире и войне, чувстве ответственности, свободе выбора и последствиях своего выбора, о том мире, который, на твой взгляд, реален?

— Исчезни, — отвечал я.

— Ты думаешь, что не принадлежишь этому миру, полному войн и разрушений, ненависти и насилия? Почему же ты живешь в нем?

— Дай поспать, — просил я.

— Ну ладно, спокойной ночи, — отвечало подсознание.

Но оно никогда не спит, и мои сны наполняются шорохом перелистываемых страниц.

Сейчас я проснулся, и все же эти вопросы остались. Правда ли, что делая выбор, мы целиком изменяем наши миры? А вдруг наука окажется права?

Наш гидросамолет, сверкающий, как кусочек радуги на снегу, плавно перевалил через подернутые дымкой горы и заскользил вниз. В полуденном мареве под нами раскинулась гигантская бетонная вафля — это пекся на солнце Лос-Анджелес.

— Сколько нам еще осталось, дорогая? — спросил я в интерфон. Лесли посмотрела на шкалу радиодальномера и сказала:"32 мили или 15 минут полета. Соединяю тебя с диспетчером Лос-Анджелеса".

— Спасибо, — сказал я и улыбнулся. Как сильно мы изменились с тех пор, как нашли друг друга. Она ужасно боялась полета, а теперь сама стала настоящей летчицей. Я ужасно боялся женитьбы, но вот уже одиннадцать лет как стал ее мужем, и все еще чувствую себя счастливым влюбленным, спешащим на первое свидание.

— Вызываю диспетчерскую Лос-Анджелеса, — сказал я в микрофон. — Говорит Мартин Сиберд 14 Браво.(Мы прозвали наш гидросамолет «Ворчуном», но диспетчеру я назвал наши официальные позывные).

Отчего же, подумал я, нам так повезло, и мы живем так, как в детстве и мечтать не могли. Десятилетиями мы принимали вызов, брошенный судьбой, совершали ошибки и учились на них, и вот на смену тяжелым временам пришла наша сказочная жизнь.

— Мартин 14 Браво, — ответила диспетчерская, — ваш посадочный номер 4645.

Какова была вероятность, что мы найдем друг друга, эта замечательная женщина и я, что наши пути пересекутся и мы пойдем дальше одной дорогой? Что из незнакомцев мы превратимся в неразлучных друзей?

Сейчас мы летели в Спринг Хилл на встречу ученых, занимающихся проблемами, требующими предельного напряжения творческой мысли: наука и сознание, война и мир, будущее планеты.

— Это наш номер? — спросила Лесли.

— Да, так какой он?

Она повернула голову, в ее глазах светилась радость и любовь. «А ты сам помнишь?»

— 4645.

— Вот, — сказала она. — Ну что бы ты без меня делал?

Больше я ничего не успел услышать, потому что мир неожиданно изменился.

За свою летную жизнь я выставлял номер в посадочном радиоответчике много раз — тысяч десять, не меньше. Но в тот полдень, когда в его окошечке начали появляться по очереди: 4 6 4 5, в кабине раздалось странное гудение, которое стремительно перешло в визг, а затем нас тряхнуло, будто мы попали в восходящий поток, и кабину залил ослепительный золотистый свет.

Лесли закричала:"РИЧАРД!"

Она смотрела вперед, широко раскрыв глаза от изумления.

— Не волнуйся, дорогая, — успокоил я ее, — это просто воздушная…

Тут я осекся, потому что увидел сам.

Лос-Анджелес исчез.

Город, раскинувшийся перед нами на всю ширину горизонта, и окружающие его горы, и укутавшая его дымка смога…

Исчезли.

Небо стало васильковым, глубоким и холодным. Под нами вместо автомагистралей, торговых центров и крыш раскинулось бескрайнее море — отражение неба. Оно было цвета анютиных глазок — явно не океанские глубины, а мелководье, метра два от силы. Дно было покрыто голубым песком, расцвеченным золотыми и серебряными узорами.

— А где Лос-Анджелес? — спросил я. — Ты видишь…? Скажи мне, что ты видишь?

— Кругом вода. Мы над океаном! Ричи, что случилось?

— Понятия не имею! — сказал я, совершенно сбитый с толку.

Я проверил приборы. Все было в порядке, только стрелка магнитного компаса лениво вращалась по кругу, позабыв про север и про юг. Лесли сказала, что не работает радиодальномер. Я, как мог, попытался подвести итог нашей проверке. Ну, ладно, бог с ней, с этой электронной штукой, но как мог отказать компас, единственный безотказный прибор?

Попытка вызвать диспетчерскую Лос-Анджелеса ничего не дала, а точнее, принесла ошеломляющую новость — эфир молчал. Я крутил ручку настройки, но в наушниках слышался только треск статического электричества.

В ожидании ответа я смотрел вниз. Казалось, что по песчаному дну струятся светящиеся реки. Их течение распадалось на бесчисленные рукава, связанные между собой притоками и каналами, и вся эта сложная геометрическая картина мерцала под водой на глубине нескольких футов.

Инстинктивно я начал набирать высоту, надеясь оттуда уловить хоть какой-нибудь намек на мир, который мы потеряли. Но картина не изменилась: миля за милей тянулась бесконечная отмель, на которой, как в калейдоскопе, узоры никогда не повторялись. Ни гор, ни островов, ни солнца, ни облаков, ни лодки, ни одной живой души.

Лесли постучала по стеклу датчика запаса топлива. «Похоже, мы его совсем не расходуем». Действительно, стрелка давно уже замерла, показывая чуть меньше полбака.

— Скорее всего заклинило поплавок. Бензина еще часа на два полета, но я хотел бы оставить его на потом.

Она оглядела пустой горизонт. «Где будем садиться?»

— А какая разница?