Иш пожал плечами:
– Ведь это люди.
Они поднялись на холм, возвышающийся над шумными доками, и весь город оказался у их ног. Он раскинулся внизу как огромный ковер. Они увидели солидные кирпичные постройки, в которых размещались банки и конторы по обмену валюты, а на Маркет стрит, неподалеку от роскошных особняков, сгрудились игорные и публичные дома. Вдоль холма протянулись магазины и дома с меблированными комнатами, сдаваемыми внаем, а южнее раскинулся китайский городок – причудливое смешение грязи и ярких красок.
Здесь, на Телеграф Хилл, улицы вымощены досками. Из них выстроена и лестница, поднимающаяся до самой вершины холма. Но доски давно растрескались и так заросли грязью, что толку от них немного. Сквозь трещины пробилась длинная и тонкая калифорнийская трава, ставшая уже коричневой. Ветер трепал ее из стороны в сторону. Пока они огибали холм, рассеялись последние следы тумана.
Впереди показалась бухта, а за ней темно-желтые вершины гор у Золотых Ворот. Освещенные утренним солнцем, горы казались необыкновенно красивыми.
Эрон услышал, как у Ишмаэля перехватило дыхание. Обернувшись, он увидел, что его «племянник» встал на месте от удивления. Он смотрел не отрываясь на залив и горы, и, казалось, в глазах Ишмаэля вот- вот появятся слезы.
Протянув руку, Иш нащупал тонкие перила деревянной лестницы. Не отрывая взгляда от гор. он прошептал:
– Эрон…
– Я с тобой. Иш. Что случилось?
Ишмаэль указал рукой в сторону гор.
– Эрон, я здесь уже был, – произнес он дрожащим от волнения голосом.
– Что?
– Все это я уже… – он протянул руку, как бы желая прикоснуться к заливу, большому мысу, Золотым Воротам и темной воде Тихого Океана. – Я был здесь, но все казалось не таким, как сейчас. Город совсем другой. Тут чего-то не хватает, но я помню эти горы. Я видел их зимой. Тогда горы были покрыты молоденькой зеленой травкой. Мне знакомы очертания этих вершин.
– Но это невозможно! – воскликнул пораженный Эрон. – Тебе просто почудилось…
– Нет! – в отчаянии прошептал Ишмаэль. Он взглянул вниз на корабли и зажмурил глаза. Мышцы его лица напряглись от усилия, а на лбу выступили капельки пота.
– Эрон, я рассматриваю предметы и кое-что вспоминаю, но в воспоминаниях нет смысла. Мне видятся корабли, которые тогда строили, только те гигантские суда делали из металла. Они настолько огромны, что их собирали по частям и… и… – его рука дернулась, но Иш не смог сказать, что с ним происходило дальше. – Я вижу комнаты, знаю как они выглядят изнутри, помню цвет стен, даже то, как проложена проводка и где установлены розетки. Знаю, что для чего служит и как собираются детали приборов. Но все это напрасно.
Ишмаэль снова открыл глаза. С мрачным видом он стал осматривать причал.
– Я помню, но ничего не могу понять.
– Может быть, ты вспоминаешь о разных вещах, – спокойно сказал Стемпл, становясь рядом с ним.
Мимо прошла пара матросов-индейцев, затем бесшумной походкой проследовали китайцы. Все они направлялись к докам и не обратили на Иша и Эрона никакого внимания, очевидно решив, что те любуются пейзажем.
– Попробуй мысленно соединить воспоминания вместе, как во сне, продолжил Стемпл.
– Наверное, ты прав.
Иш повернулся к Эрону. В эту минуту его глаза были совершенно не такими, как у людей.
– Но где же я мог видеть такие горы?
– Иш, ты идешь?
Ишмаэль оторвался от газеты, которую изучал, сидя за большим столом в огромной полутемной столовой меблированных комнат миссис О'Шоннесси. Почти все остальные жильцы – постоянные и временные, как Эрон, Иш и Джошуа, разбрелись кто куда. Была суббота. Люди считали этот день каким-то особенным, но почему, – этого Иш никак не мог понять. Эрон надел свой лучший серый костюм и дорогую рубашку. В руках он держал шляпу, а подмышкой – трость.
– Я не вижу в этом никакой логики, – рассуждал Иш, – как можно «расслабляться», засиживаясь допоздна за рюмкой или понапрасну теряя деньги за игорным столом, да потом еще плестись домой под дождем.
Расслабляться – это расслабляться, отдыхать, ничего не делать.
Эрон засмеялся и исчез в сумерках. Кто-то еще прошагал через всю комнату. Двери открывались и закрывались, но постепенно в большом доме на Филберт-стрит все стихло. Лишь дождь стучал по подоконникам. Иш придвинулся поближе к керосиновой лампе и приготовился насладиться тишиной.
Он давно заметил, что люди – большие любители поговорить и продолжают болтать, даже когда и говорить-то, собственно, не о чем. «Как же можно жить среди них?» – подумал Иш, но сразу же прогнал эту мысль как совершенно ненужную и вредную. Он попытался поразмыслить о сегодняшнем происшествии на холме, но даже то, что тогда всплыло из глубин его памяти, теперь исчезло без следа.
Что же с ним случилось? Иша мучило странное ощущение, будто он должен был и не смог сделать что- то важное. Его пронзила дрожь, словно боль в висках и запястьях вновь вернулась, отозвавшись во всем теле.
Но едва Джошуа Болт вошел в столовую, Ишмаэль отбросил мрачные мысли.