— Заметили, что мистер Хант тоже здесь? — тихо спросила она подруг и увидела их удивленные лица.
— Твой мистер Хант? — ахнула Лилиан, а Дейзи завертела головой во все стороны, пытаясь увидеть Ханта.
— Он не мой! — возразила Аннабел, состроив смешную гримаску. — Но да, он стоит почти напротив нас. Я сегодня днем с ним говорила. Он похвастался близкой дружбой графа. И поверьте, этот человек сделает все, чтобы разрушить наши планы.
— Н-неужели он настолько эгоистичен, что помешает тебе выйти замуж? — поразилась Эви. — Из-за того, что сам он намеревается сделать тебя своей… своей…
— Содержанкой, — докончила за нее Аннабел. — И это не так уж невозможно. Недаром.у мистера Ханта репутация человека, который не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего.
— Это скорее всего чистая правда, — кивнула Лилиан, решительно поджимая губы, — но, клянусь, тебя он не получит.
Ужин был совершенно великолепен. Слуги проворно ставили бесчисленные серебряные супницы и блюда на три длинных обеденных стола. Еды было столько, что Аннабел с трудом верила глазам. Неужели такие ужины граф задает каждый вечер? Но сосед слева, приходской священник, заверил, что подобные пиршества — вполне обычное явление в этом доме.
— Граф и его семья славятся своими балами и ужинами, — сообщил он. — Не знаю другого такого гостеприимного хозяина.
Аннабел не собиралась спорить. Давно уже она не пробовала столь изысканных блюд! Скудное, успевшее, как правило, остыть угощение, которое подавали на лондонских вечерах и праздниках, не имело с этим ничего общего. Кроме того, последние несколько месяцев Пейтоны не могли позволить себе ничего вкуснее хлеба, бекона и супа и очень редко — жареную камбалу или тушеную баранину. На этот раз Аннабел втайне радовалась, что ее соседи, очевидно, не слишком разговорчивы и она может вдоволь насладиться сытным ужином. И поскольку слуги неутомимо разносили все новые блюда, никто, казалось, не замечал ее не подобающего даме аппетита.
Для начала она жадно съела суп с шампанским и каламбером, за которым последовали тонкие ломтики телятины в соусе с травами и нежный горошек в сливках… рыба, запеченная в бумажных папильотках, поражавшая необыкновенным ароматом, стоило развернуть папильотку… крошечные картофелинки с маслом на ложе из салата… и восхитительный фруктовый десерт, поданный в половинках апельсиновой кожуры.
Аннабел была так поглощена едой, что прошло несколько минут, прежде чем она заметила, что Саймон Хант сидит почти рядом с хозяином, во главе стола. Поднося к губам бокал с разбавленным водой вином, она украдкой взглянула на него. Хант, как всегда, был безупречно одет в черный фрак и дорогой жилет оловянного цвета. Шелковая ткань едва заметно поблескивала. Загар резко контрастировал с крахмальной кипенно-белой сорочкой и такого же цвета повязанным идеальным узлом галстуком. Тяжелые пряди волос явно требовали помады: густой локон уже упал на лоб, и это по какой-то причине беспокоило Аннабел. Ей вдруг захотелось откинуть его со лба.
От нее не ускользнуло, что женщины, сидевшие по бокам Саймона, соревновались за каждый его взгляд, каждый жест. Она не раз замечала, что женщины находят Ханта весьма привлекательным, и точно знала почему: сочетание греховного обаяния, холодного ума и жизненного опыта действительно казалось неотразимым. Хант выглядел человеком, перебывавшим во многих постелях и точно знавшим, чего от него в этих постелях ожидали. Казалось бы, такое качество должно было окончательно отвратить Аннабел. Но девушка постепенно понимала, что иногда бывает огромная разница между тем, что вы считаете для себя правильным, и тем, чего на самом деле хотите. И сейчас она бы и рада была отрицать, что Саймон Хант был единственным мужчиной, к которому ее невероятно влекло.
Несмотря на строгое воспитание, Аннабел в свои уже не детские годы была знакома с некоторыми зачастую не слишком приглядными сторонами жизни. Ее скудные знания основывались на умении слушать и делать выводы. За последние четыре года ее несколько раз целовали мужчины, проявлявшие к девушке мимолетный интерес. Но ни один из этих поцелуев, в каком бы романтическом окружении это ни происходило, не вызвал чувств, охвативших Аннабел, когда Хант держал ее в своих объятиях.
И как она ни пыталась, так и не смогла забыть тот давний случай в театре панорамы… нежное, чувственное прикосновение его губ, головокружительное наслаждение его поцелуем. Очень жаль, что она так и не поняла, почему с Хантом все было по-иному, но спросить было некого. Об откровенном разговоре с Филиппом не могло быть и речи, поскольку Аннабел не хотела признаваться, что приняла деньги на билет у незнакомого человека, а тем более не желала исповедаться новым подругам, которые, очевидно, знали о поцелуях и мужчинах не больше, чем она сама.
И когда их взгляды скрестились, Аннабел вдруг сообразила, что неприлично таращится на него. Таращится и воображает бог знает что. Хотя они сидели далеко друг от друга, девушка остро ощущала невидимую, но очень прочную связь. Лицо Саймона стало чуть растерянным, словно что-то его заворожило. Интересно, что именно?
Отчаянно краснея, она отвернулась и вонзила вилку в запеканку из лука порея и грибов под слоем тертого белого трюфеля.
После ужина дамы удалились в салон, где были сервированы чай и кофе, а оставшимся в столовой джентльменам принесли портвейн. Как повелевали традиции, и тем и другим предстояло собраться в гостиной. Пока женщины смеялись и болтали, Аннабел шепталась с подругами.
— Вы уже узнали что-нибудь о лорде Кендалле? — спросила она, в надежде что кто-то из них успел услышать полезные сплетни из разговора за ужином. — Он интересуется кем-то в особенности?
— Пока что никем. Можно смело делать первый шаг, — сообщила Лилиан.
— Я спросила маму, что она знает о Кендалле, — добавила Дейзи, — и она ответила, что у него довольно приличное, не обремененное долгами состояние.
— Откуда ей знать? — допытывалась Аннабел.
— По просьбе мамы, — пояснила Дейзи, — наш отец заказал письменные отчеты по каждому холостому пэру в Англии. А она их читала и запомнила, поскольку считает, что идеальной партией для ее дочерей должен быть по меньшей мере обедневший герцог, чей титул гарантирует для Боуменов вход в самые высокие круги. А взамен наши деньги обеспечат ему безбедную жизнь.
Дейзи сардонически усмехнулась и погладила руку сестры.
— В Нью-Йорке о Лилиан даже сложили нечто вроде стишка: «Женись на Лилиан, получишь миллион». Стишок приобрел такую популярность, что стал одной из причин, по которым нам пришлось покинуть родину. Наша семейка выглядела сборищем неотесанных, чрезмерно амбициозных идиотов.
— Но разве мы не таковы? — горько бросила Лилиан.
Дейзи забавно скосила глаза.
— А вот мне повезло удрать, прежде чем и про меня стали сочинять стишки.
— Почему же, я сочинила. «Женишься на Дейзи, потеряешь все надежды», — хмыкнула Лилиан.
Дейзи ответила красноречивым взглядом, но сестра только улыбнулась.
— Не волнуйся, — продолжала Лилиан, — мы обязательно проникнем в лондонское общество, выйдя замуж за лордов Пустойкарман и Тощийкошелек и став хозяйками их разоренных поместий.
Аннабел сочувственно улыбнулась и покачала головой, а Эви, извинившись, покинула компанию, очевидно, в поисках туалета. Аннабел почти жалела сестер Боумен, поскольку становилось яснее ясного, что шансов выйти замуж по любви у них не больше, чем у нее.
— Ваши родители так хотят видеть вас титулованными дамами, — спросила Аннабел, — или это желание матери? Что говорит по этому поводу ваш отец?
Лилиан небрежно пожала плечами:
— Сколько я себя помню, отец никогда не имел своего мнения относительно собственных детей. Он желает одного: чтобы его оставили в покое и позволили делать деньги. Даже когда мы пишем ему, он не обращает внимания на текст письма, если только в нем не содержится просьба прислать еще денег. И тогда он отвечает одной строчкой: «Разрешаю взять в банке».
— Думаю, отец доволен усилиями матери пристроить нас, поскольку в этом случае она слишком занята, чтобы приставать к нему, — добавила Дейзи с тем же циничным юмором.
