почтительно посмотрел на Алекса. — Вам принести газету, милорд? Кофе? Чаю? На завтрак мы можем подать…

— Для начала прекратите вести себя так, будто это обычное дело… или это действительно не первый раз? Неужели в вашем доме вошло в обычай предлагать завтрак гостям, которые всю ночь провели привязанными за руки и за ноги к кровати?

Бертон задумался.

— Вы первый, лорд Рейфорд, — наконец, не скрывая своего нежелания рассказывать о частной жизни Лили, признался он.

— Проклятие, какая честь для меня! — Алекс осторожно потер то место на макушке, куда пришелся удар бутылкой, и обнаружил внушительную шишку. — Я приму порошки от головной боли. Начнем с того, что она задолжала их мне.

— Да, сэр.

— И пусть мой кучер подаст фаэтон. Надеюсь, вы с мисс Лоусон не привязали его к дверце денника или к коновязи?

— Нет, сэр.

— Бертон… так вас, кажется, зовут? Давно вы служите у мисс Лоусон?

— С тех пор как она вернулась в Лондон, милорд.

— Каково бы ни было ваше жалованье, я удвою его, если вы согласитесь работать у меня.

— Благодарю, лорд Рейфорд. Я польщен, но вынужден отклонить ваше лестное предложение.

В Алексе вспыхнуло любопытство.

— Почему? Господь свидетель, Лили превратила вашу жизнь в ад. Зная ее, я подозреваю, что это еще не самая сумасбродная ее выходка, в которые она втянула вас.

— Боюсь, что так, милорд.

— Тогда почему вы отказываетесь?

— Мисс Лоусон… необычная женщина.

— Некоторые называют ее взбалмошной, — сухо проговорил Алекс. — Скажите, чем она заслужила такую преданность?

Всего на мгновение Бертон сбросил непроницаемую маску, и его глаза заметно потеплели.

— Мисс Лоусон наделена сострадательной душой, милорд, и отличается удивительной непредвзятостью. Когда два года назад она приехала в Лондон, я служил у одного человека, который в пьяном состоянии становился очень жестоким. Однажды, напившись, он поранил меня бритвой. В другой раз он вызвал меня к себе и потрясал заряженным револьвером у меня перед носом, грозя пристрелить.

— Черт! — Алекс с интересом разглядывал дворецкого. — Почему вы не поискали другое место? Такой дворецкий, как вы…

— Я наполовину ирландец, милорд, — тихо ответил Бертон. — Большинство хозяев требуют, чтобы их слуги принадлежали к англиканской церкви. Я же к ней не принадлежу. Это, а также мое ирландское происхождение, хотя и не столь очевидное, лишили меня возможности работать в достойных английских семьях. Так я оказался в очень трудном положении. Узнав об этом, мисс Лоусон предложила мне место и назначила мне жалованье более высокое, чем прежнее, хотя она знала, что я соглашусь и на меньшее.

— Понятно…

— Возможно, вы действительно начинаете понимать, милорд. — Поколебавшись, Бертон, как бы против воли, тихо продолжил:

— Мисс Лоусон посчитала, что меня нужно спасать. Если она что-нибудь решит, то ее уже не остановить. Она спасла многих, хотя никто, кажется, не догадывается, что именно она, больше чем кто- либо, нуждается в… — Внезапно он оборвал себя на полуслове и кашлянул. — Я слишком много говорю, милорд. Прошу прощения. Надеюсь, вы пересмотрите свое мнение по поводу кофе…

— Что вы хотели сказать? Лили нужно спасать? От чего? От кого?

Бертон тупо уставился на Алекса, как будто тот говорил на иностранном языке.

— Подать вам утренний номер «Таймс», милорд, а также порошки от головной боли?

Генри уселся за длинный стол в похожей на пещеру кухне и с восхищением наблюдал, как месье Лабарж и целая армия слуг в белых фартуках трудятся над необъятным количеством всевозможных продуктов. В кастрюлях на плите булькали ароматные соусы и загадочные смеси. Целую стену занимала огромная коллекция сияющих кастрюль, сковородок и форм — всю эту утварь Лабарж называл своей batterie de cuisine <кухонная посуда (фр.).>.

Шеф-повар передвигался по кухне с видом главнокомандующего на поле битвы. Он размахивал ножами, ложками — всем, что оказывалось в его руке. Высокий накрахмаленный колпак клонился в такт его движениям то в одну сторону, то в другую, то и дело угрожая свалиться. Лабарж рявкал и на повара, который приготовил слишком густой соус для рыбы в кляре, и на кондитеров, которые передержали рогалики в духовке. Тонкие, закрученные вверх кончики его усов гневно задрожали, когда он увидел, что одна из кухарок слишком тонко режет морковь. Настроение Лабаржа было непредсказуемо. Он мог внезапно расплыться в улыбке, поставить перед Генри какое-нибудь соблазнительное блюдо и одобрительно кивать, пока тот поглощал результаты его труда. 'Ah, le jeune gentilhomme, mange, mange <Ах, юный джентльмен, кушайте, кушайте (фр.).>… наш юный джентльмен должен попробовать это… это… C'est bien, oui? <Вкусно, да? (фр.)> '

— Очень вкусно, — восторженно ответил Генри, набивая рот пирожными с фруктами и лимонным кремом. — Можно мне еще вот этих штучек, коричневых с соусом?

Преисполнившись отеческой гордости, шеф-повар принес ему еще одну тарелку узких полосок телятины, обжаренных в масле с луком и бренди и политых грибным соусом.

— Я узнал этот рецепт еще в детстве, когда помогал отцу готовить ужин для одного графа, — пустился в воспоминания Лабарж.

— Это вкуснее, чем то, что мы ели в Рейфорд-Парке, — заявил Генри.

Месье Лабарж разразился бурным потоком нелестных замечаний в адрес английской кухни и назвал ее «безвкусными отбросами, которые не согласится есть и собака». Английская кухня, по его мнению, так же далека от французской, как черствая горбушка — от пирожного. Генри поступил мудро, согласно кивнув и продолжив есть.

Мальчик заставил себя отложить вилку, и только лишь потому, что его желудок был переполнен. Тут в кухню вошел Уорти.

— Мистер Генри, — мрачно произнес он, — приехал ваш брат. Он… э-э… довольно решительным образом выразил свою тревогу за вас. Думаю, будет лучше, если вы поскорее покажетесь ему на глаза. Пойдемте со мной, прошу вас.

— О… — Синие глаза мальчика округлились от страха. Он икнул и со вздохом оглядел кухню. Прислуга смотрела на него с явным сочувствием. — Пройдет много времени, прежде чем я смогу вернуться, — грустно заключил он. — Годы.

Месье Лабарж даже расстроился.

— Лорд Рейфорд, — сказал он, забавно подергивая усами, — у него крутой нрав, не так ли? Возможно, стоит сначала предложить ему poularde a la Periguex <пулярка с трюфелями (фр.).>…или saumon Monpellier <лосось «Монпелье» (фр.).>… — Шеф-повар замолчал. Уверенный в том, что его творения способны умилостивить любого, он мысленно перечислял все те деликатесы, которые мог приготовить.

— Нет, — сокрушенно покачал головой Генри, зная, что ни курица с грибами, ни лосось в соусе из трав не остудят пыл Алекса. — Вряд ли это поможет. Но все равно спасибо вам, месье. Это стоит наказания. Я бы целый месяц провел в Ньюгейте ради одного пирожного с кофейным кремом или ради этой зеленой штуки, похожей на суфле.

Тронутый до глубины души, Лабарж обнял Генри, поцеловал в обе щеки и по-французски произнес краткую речь, которую мальчик не понял. Закончил он восклицанием:

— Quel jeune homme magnifique!

— Пойдем, Генри. — Уорти поманил его за собой. Они покинули кухню и прошли через столовую. Перед дверью в холл Генри выслушал еще одну речь, теперь уже из уст секретаря:

— Генри… полагаю, вам известно, что джентльмен всегда действует рассудительно. Особенно когда дело касается… э-э… общения со слабым полом.