— Покажи, — бесстрастным тоном обратился он к брату. Генри отрицательно покачал головой и еще сильнее покраснел.

— Алекс…

— Покажи, — настаивал Алекс.

Мальчик посмотрел сначала на брата, потом на директора и тяжело вздохнул.

— А почему бы и нет? Торнуэйт уже навидался этого. — Он снял сюртучок, расстегнул бриджи и спустил их на несколько дюймов.

Алекс едва не задохнулся от негодования, когда увидел, что сделали с его братом. Нижняя часть спины Генри и его ягодицы были покрыты рубцами, струпьями и синяками. Ни один человек, даже самый ярый поборник дисциплины, никогда бы не посчитал подобное наказание правомерным или необходимым. Мальчика пороли не в воспитательных целях. На такое способен только извращенец, садист, наслаждающийся страданиями других. Мысль о том, что кто-то измывался над беззащитным братом… С трудом сдерживая ярость, Алекс дрожащей рукой потер подбородок. Он старался не смотреть на Торнуэйта, так как в противном случае набросился бы на него с кулаками. Генри подтянул бриджи и, подняв свои синие глаза на брата, обнаружил, что у того нервно подергивается щека.

— Это было абсолютно оправданно, — самодовольно заявил доктор Торнуэйт. — Порка является неотъемлемой частью традиций Уэстфилда…

— Генри, — бесцеремонно перебил директора Алекс, — скажи, что они еще делали с тобой, кроме порки? Они причиняли тебе боль каким-то другим способом?

Генри в замешательстве посмотрел на Алекса.

— Нет. Что ты имеешь в виду?

— Ничего. — Алекс махнул рукой в сторону двери. — Выйди, — спокойно приказал он. — Я скоро приду.

Генри послушно пошел к двери, однако двигался он медленно и то и дело с любопытством оглядывался через плечо.

Как только дверь за ним закрылась, Алекс с такой стремительностью приблизился к доктору Торнуэйту, что тот попятился.

— Лорд Рейфорд, порка — признанный метод обучения мальчиков…

— А вот я не признаю его! — Алекс схватил его за грудки.

— Я потребую вас арестовать, — задыхаясь, произнес директор. — Вы не имеете права…

— Не имею права на что? Прикончить вас, как мне того хочется? Согласен. Однако у меня есть право подойти вплотную к границе дозволенного. — Алекс взял его за шиворот и приподнял над полом. Из горла Торнуэйта вырвался сдавленный звук. Его остекленевший взгляд был устремлен в искаженное гневом лицо Алекса. — Теперь я вижу, что ты извращенец, — процедил он. — Срываешь свое разочарование на мальчиках. Тебе доставляет удовольствие запороть какого-нибудь беднягу до крови. Ты недостоин того, чтобы называться человеком! Уверен, тебе безумно нравится избивать моего брата и других ни в чем не повинных детей, оказавшихся в твоей власти!

— Д-дисциплина… — с трудом выдавил Торнуэйт.

— Если будут какие-то последствия от твоего так называемого воспитания или если обнаружится, что ты оскорблял Генри другим образом, тебе несдобровать. Я доберусь до тебя! — Алекс, как глину, сжал горло Торнуэйта. Тот в ужасе задергался. Алекс продолжал сжимать пальцы, пока лицо директора не побагровело. — Я сделаю из твоей головы чучело и повешу его в комнате Генри! — прорычал он. — Как напоминание о днях в Уэстфилде. Думаю, Генри понравится.

Он резко отпустил Торнуэйта, и тот, мешком рухнув на пол, захрипел и закашлялся. Алекс с силой захлопнул за собой дверь.

Генри он нашел в холле. Взяв его за руку, он поспешил прочь из здания.

— Почему ты не рассказал мне об этом? — спросил Алекс брата.

Генри тщетно пытался шагать в ногу с ним.

— Не знаю…

Внезапно в ушах Алекса раздался голос Лили, обвиняющей его в суровости и бесчувственности. А что, если в ее словах есть доля правды?

— Неужели я бы не помог тебе? Не понял бы? Надо было давным-давно рассказать мне.

— Черт, — буркнул Генри, — я думал, все уладится… я смогу сам выйти из положения…

— Устраивая взрывы? — Мальчик промолчал, и Алекс сокрушенно вздохнул:

— Генри, я не хочу, чтобы ты «выходил из положения» в одиночку. Ты еще мал и находишься под моей ответственностью.

— Знаю, — обиженно проговорил Генри. — Но мне было известно, что ты занят другими делами, например, свадьбой…

— К черту свадьбу! Не используй ее как предлог!

— Чего ты хочешь от меня? — с горячностью воскликнул мальчик.

Алекс стиснул зубы, но все же сумел сохранить спокойствие:

— Пойми, ты должен приходить ко мне со своими трудностями. Любыми! Я всегда найду время помочь тебе.

Генри кивнул.

— Что мы собираемся делать?

— Мы возвращаемся домой, в Рейфорд-Парк.

— Правда? — На лице мальчика мелькнула слабая улыбка. — Мои вещи все еще в пансионе…

— Там есть что-то нужное?

— Да нет в общем-то…

— Отлично! Оставим все здесь.

— Мне придется возвращаться? — с неподдельным ужасом спросил Генри.

— Нет! — твердо ответил Алекс. — Я найму учителя. Будешь учиться с местными мальчиками.

Радостно завопив, Генри подбросил в воздух свою школьную шапочку. Она упала на пол и так и осталась лежать там, когда братья рука об руку покидали здание школы.

— Ш-ш… Кажется, он приехал. — Увидев на подъездной аллее карету Алекса, Лили вытащила Закари из музыкальной комнаты, где он вместе с Тотти и Пенелопой весело распевал гимны, аккомпанируя на пианино.

— Лили, объясни, что ты задумала?

— Я подозреваю, что Вулвертон сразу же направится в библиотеку, чтобы выпить стаканчик после целого дня тряски в карете. А я хочу, чтобы он увидел нас вдвоем. — Лили толкнула Закари в массивное кожаное кресло и прыгнула ему на колени. Он начал было протестовать, но она ладонью закрыла ему рот. — Тихо, Зак, я ничего не слышу. — Вскинув голову, Лили внимательно прислушивалась к приближающимся шагам. Тяжелая, размеренная поступь… это точно Вулвертон. Она убрала руку со рта Закари и обняла его за шею. — Целуй меня. И поубедительнее.

— Неужели это обязательно? Мои чувства к Пенни…

— Это совсем ничего не значит, — нетерпеливо проговорила Лили.

— Но так ли это необ…

— Целуй, черт возьми!

Закари покорился.

Этот поцелуй ничем не отличался от других поцелуев, которые довелось испытать на себе Лили, то есть был обыкновенным. Одному Господу известно, почему поэты восторженно воспевают этот довольно неприятный процесс. Она склонна согласиться с писателем Свифтом, спрашивавшим, «кто тот глупец, который первым изобрел поцелуй». Но влюбленным, кажется, нравится этот обычай. Надо убедить Вулвертона, что она и Закари любят друг друга.

Дверь библиотеки открылась. А затем воцарилась тишина. Лили погладила Закари по каштановым волосам, притворяясь, будто ее полностью захватил страстный поцелуй. Потом она медленно подняла голову, словно только сейчас поняла, что в комнате кто-то есть. У двери действительно стоял Вулвертон в мятом и пыльном костюме. Его загорелое лицо было хмурым. Лили дерзко улыбнулась:

— О, да это лорд Рейфорд, как всегда веселый и радостный! Как видите, милорд, вы нарушили наше