Святозар вздохнул и опустил на ложе мокрую от слез доброжила руку. Старичок приблизился к Святозару достал из кармашка крохотную глиняную кубышку, откупорил ее и поднес к его рту, со словами:

— Выпей хозяин — это предаст тебе силы.

Святозар не торопясь выпил предложенное снадобье, которого на удивление оказалось, очень много, в такой крохотной кубышке, и вскрикнул. Потому что в тот же момент и рот и все внутренности вдруг обдало ледяным огнем, но огонь пылал лишь мгновение, а потом и верно появились силы и боль вроде как притупилась. Святозар так громко вскрикнул, что чуть было, не разбудил Борща, тот даже приподнял голову, пытаясь разлепить скованные сном глаза, но доброжил лишь дунул в его сторону, и слуга вновь уронил голову, всхрапнул, да уснул еще крепче.

— Это старинное снадобье, которое давно, меня научила готовить моя мать. Я каждый вечер его приношу, отец твой, видя, что заговоры не затягивают рану, разрешил меня давать его тебе. И хотя я слышал твой разговор с правителем о том, что только ты сам сможешь себя вылечить, все же я думаю, оно придаст тебе силы, — сказал старичок.

— Знаешь, доброжил, может я неправильно сделал, что выбрал Явь, — глянув в глаза старичка, спросил Святозар, — Может мне не стоило возвращаться. Ведь, что я теперь — больной какой-то, совсем отца уже измучил. И сколько пройдет времени, прежде чем я смогу найти лекарство.

Доброжил отрицательно покачал головой, а потом еще раз всхлипнув, ответил:

— Что ты такое говоришь, Святозар. Если бы ты видел горе твоего отца, ту боль которую он пере-жил, чуть не потеряв тебя…,- старичок вдруг хлюпнул носом и досказал, — Разве ты не заметил, как побелели его виски.

Святозар молчал, пристыженный доброжилом, а потом спросил старичка:

— А, как, отец, узнал, что со мной случилось?

— Это я ему сказал. Ведь я, как и другие мои братья, тоже празднуем рождение Бога Коляды. Мы всю ночь пируем в гриднице, примостившись, на снопах ржи, пьем медовуху и едим кутью. Я ви-дел, как ты уехал с сыновьями Дубыни, знал, что Эрих наказанный сидит в своей опочивальне и позволил себе повеселиться. Внезапно я услышал стон и твои слова хозяин: ' О, брат, что ты на-творил', я почувствовал, что случилась беда. И ринулся к тебе на выручку, но ты лежал на полу с кинжалом в груди и уже не дышал, рядом с тобой на полу сидел Эрих, и громко рыдал. Я вернулся в общий зал и закричал твоему отцу, который как раз поднимал чашу с медовухой: ' Торопись Ярил, твой сын, убил твоего сына'.- доброжил замолчал, утер концом бороды струя-щиеся по лицу слезы и продолжил, — Правитель вскочил с места выронив чашу из рук и побежал вслед за мной. Он бежал так быстро, что почти нагонял меня, но в отличие от меня он в темноте не видел и тогда я прочитал заговор, факел, лежащий возле тебя, вспыхнул. При свете факела правитель увидел тебя, на полу, всего в крови. Эрих лежал рядом и словно маленький кутек лишь изредка всхлипывал и стонал. Прибежавшие следом за правителем дружинники принесли факелы и увели Эриха. Отец встал на колени и принился осматривать тебя, но ты, верно, был уже мертв. Он вынул из тебя кинжал, положил рядом и зажал рану на груди руками. О, если бы ты видел его в этот момент. Я сказал, ему не молчи, говори заговор. Но он только мотал головой и твердил: ' Убил, убил, моего сына'. Я так разозлился, мне казалось, что он теряет последние возможности вернуть тебя к жизни. И я опять закричал: ' Да, не молчи же ты хозяин, не молчи'. И прибольно ударил его по макушке, — старичок замолчал, сжав кулачок, и показывая как он, стукнул правителя по голове, — И тогда он вроде как бы очнулся и зашептал заговор. Но ничего, ты был недвижим, он зашептал вновь и вновь и опять ничего. Все дружинники обступили правителя и многие из них, я это видел, утирали глаза. ' Шепчи, шепчи…'- говорил я ему и он шептал. А потом ты вдруг весь дернулся и тихонько вздохнул. Правитель прошептал еще заговор, а когда приклонил голову к твоему рту, прислушался, то радостно сообщил всем: ' Дышит, дышит, мальчик мой'. Храбр и Дубыня подняли тебя на руки и осторожно отнесли тебя в опочивальню. Отец сам раздел тебя, непрерывно продолжая шептать заговор над тобой, сам отер всю кровь с тебя и десять дней не отходил от твоего ложа. А, ты, ты говоришь, что сделал неправильный выбор. Глупый ты еще, глупый мальчишка, — сказал доброжил и вновь залился слезами.

— Прости, прости доброжил, это я сказал не подумав, — проговорил расстроенный Святозар и почувствовал, как по его лицу бегут слезы. — Я, правда, еще мальчишка.

Старичок увидя слезы на щеках Святозара подошел и осторожно утер их своей бородой, а потом добавил:

— Ну, ничего, не расстраивайся. Тебе нельзя волноваться, а то опять кровь из раны пойдет, — он внезапно затих, вслушиваясь в тишину, и показав пальцми на губы, как бы призывая к молчанию, пропал.

Доброжил появился, через некоторое время, также внезапно, как и исчез, приблизился к Свято-зару и шепотом сообщил:

— Я у правительницы был, плачит она, — замолчал, поглядев на Святозара, а потом добавил, — Кото-рый день плачит, да причитает. И все по тебе.

— По мне? — удивленно переспросил Святозар.

— Вот, вот, по тебе. Плачит, ходит по своей опочивальне, да причитает: ' Сын, мой, сын, Святоза- рушка, как же я могла это натворить. Прости меня, кровинушка, прости'. Она знаешь даже к тебе приходила, у дверей стояла, хотела тебя увидеть, но правитель не позволил, — доброжил немного помолчал, и еще тише досказал. — Прогнал он ее, сказал ей, что это все она намудрила. Своим бабским умом, жизни сыновей перекроила, переломала.

— А, мать, что? — с жалостью в сердце спросил Святозар.

— Она молчала, только головой мотала из стороны в сторону. А потом, сказала правителю, что он ничего не поймет, и вряд ли она все сможет объяснить и ушла. А он вслед ей крикнул, чтобы она никогда не приближалась к тебе, а если она его ослушается, то он ее отправит прямо к Эриху в темницу, — старичок тяжело вздохнул и замолчал.

Молчал и Святозар, обдумывая рассказ доброжила, и чувствуя одновременно жалость к отцу и матери.

— Доброжил, а ты отцу о Нуке говорил? — прервав молчание, спросил Святозар.

— Охо-хо! Святозар! Сказать то я сказал, да видно поздно. Когда отец уложил тебя в ложе, отер от крови, так я ему наш разговор весь пересказал, он молча выслушал меня, потом, вышел в кори-дор и приказал Дубыни и Храбру разыскать Нука и привести к нему. Вернулся к тебе, а мне с уко-ризной сказал: ' Эх, ты, хозяин дома, почему же ко мне не пришел и все не рассказал раньше, ну ладно — он, Святозар, дитя еще, но ты то…', замолчал и принялся заговор над тобой шептать. А мне то так стыдно стало, хотел было уйти, но пересилил стыд, сел на краешек твоего ложа и ждал. Через некоторое время явился Храбр и сказал, что они с Дубыней весь дворец обыскали, а Нука не нашли, из конюшни пропала лошадь Эриха, и поэтому они думают, что он сбежал. Дубы-ня с двумя дружинниками сели на лошадей и отправились на его поиски. Вот как все было, хозяин, — старичок закряхтел, а затем договорил, — Но, уже поздно, и ты, верно, утомился, от разговоров. Так, что поспи, и пусть твой сон будет спокойным, — и, сказав это, дунул в лицо, Святозара, веки его дрогнули, глаза закрылись, да как и пожелал старичок Святозар спокойно уснул.

Последующие дни хоть и не принесли полного выздоровления, но добавили сил. Святозар вначале еще давал отцу заговаривать рану, но видя, что улучшений нет, отказался от его помощи и начил читать заговоры сам, это принесло небольшое облегчение, и хотя рана не рубцевалась, но все, же покрылась тонкой, почти прозрачной кожей. Однако та кожа была так тонка, что любое резкое движение приводило к ее разрыву. Поэтому Святозару приходилось почти не двигать левой рукой. Приносимое ежевечернее снадобье доброжила бодрило кровь и вызывало прилив сил, и вскоре, пока еще втайне от отца, Святозар позволил себе подниматься с ложа и ходить по опочивальне. Левую руку он сначало прижимал к груди, а потом повесил на длинный лоскут ткани, который перекинул через шею. Немного придерживая левую руку правой, теперь можно было, не приводя ее в движение спокойно ходить по покоям. Конечно, при этом