Торжественно заявляем, перед лицом родной страны и всего мира, что наша партия со своей стороны безусловно подчинится решению народного собрания, избранного при соблюдении вышеизложенных условий, и не позволит себе впредь никакого насильственного противодействия правительству, санкционированному народным собранием.
Решайте, Ваше величество. Перед вами два пути. От вас зависит выбор. Мы же можем только просить судьбу, чтобы ваш разум и совесть подсказали вам решение, единственно сообразное с благом России, с вашим собственным достоинством и обязанностями перед родною страной».
Письмо Исполнительного Комитета Александру III, полное достоинства и декларировавшее политические и нравственные взгляды народовольцев, произвело колоссальное впечатление в России и Европе. Карл Маркс писал: «Это действительно дельные люди, без мелодраматической позы, простые, деловые, героические. Петербургский Исполнительный Комитет, который так энергично действует, выпускает манифесты, которые написаны исключительно сдержанно. Его манера очень далека от крикунов, проповедующих цареубийство».
В Петербурге шло противоборство двух властных группировок, предлагавших: или вести решительную борьбу с революционерами, или уступить им. Победоносцев 11 марта пугал и учил (наставлял) императора:
«Ради бога, примите во внимание следующее:
1. Когда собираетесь ко сну, извольте запирать за собой двери, не только в спальне, но и во всех комнатах, вплоть до выхода. Доверенный человек должен внимательно смотреть за замками и задвижками.
2. Каждый вечер перед сном непременно наблюдать, целы ли проводники замков, их легко подрезать.
3. Каждый вечер наблюдать и осматривать под мебелью, все ли в порядке.
4. Один из ваших адъютантов должен бы ночевать вблизи от Вас, в этих же комнатах.
5. Все ли надежны люди, состоящие при Вашем Величестве? Если есть хоть кто-то сомнительный, можно найти предлог его удалить».
Ездивший по улицам с жандармами Рысаков 17 марта опознал выходящего из Публичной библиотеки Николая Кибальчича, и в устроенную на его квартире засаду попал Михаил Фроленко. До конца марта были задержаны Г. Исаев, Н. Суханов, А. Якимова, Т. Лебедева, М. Ланганс – все в засадах, или в облавах. Окладский, Меркулов, Рысаков выдавали двадцать четыре часа в сутки. Рысаков думал, что договаривается с жандармами о жизни и свободе:
«Террор должен кончиться во что бы то ни стало. К этим мыслям меня привла тюрьма и агитационная практика. Из нас, шести преступников, только я согласен словом и делом бороться против террора. Начало я положил, нужно продолжить и довести до конца, что я могу сделать. До сегодняшнего дня я выдавал товарищей, имея ввиду истинное благо родины, а сегодня я – товар, а вы – купцы.
В Санкт-Петербурге, в числе нелегальных лиц, живет некто Григорий Исаев (карточка его известна, но он изменился), его адреса не знаю. Этот человек познакомил меня с Желябовым, раскрывшим передо мной широкую дверь к преступлению. Где живет Григорий, не знаю, но узнать, конечно, могу, особенно, если знаю, что ежедневно он проходит по Невскому с правой стороны от Адмиралтейства. Если за ним проследить, можно сделать весьма хорошие открытия: найти типографию, динамитную мастерскую, несколько «ветеранов революции». Я предлагаю дать мне год свободы для того, чтобы действовать не оговором, а выдачей из рук в руки террористов. Поверьте, что я по опыту знаю негодность ваших агентов. Ведь Тележную улицу именно я назвал прокурору Добржинскому. По истечении года умоляю о поселении на каторге, или на Сахалине, или в Сибири. Убежать я от вас не могу. Мое имя получило всесветную печальную известность. Партия мне не сможет довериться и скрыть, одним словом, в случае неустойки с моей стороны, не больше, как через неделю я снова в ваших руках. Намечу вам свой план:
По Невскому я встречу через три-четыре дня Григория и прослежу за ним все, что возможно.
Коновпин, перешедший после моего ареста на нелегальное положение, даст мне новую нить. Я его вскоре на Васильевском острове, куда он часто ходит.
Кондитерская Кочкурова столкнет меня с Верой Фигнер и по ней я могу наткнуться на многие конспиративные квартиры.
Постоянные прогулки и обеды в столовой на Казанской площади и у Тупицына, вечернее чаепитие в известных мне трактирах, а также слежение за квартирами общих знакомых, наведут меня на столкновение с лицами, известными мне только по наружности, около десяти человек. Одним словом, лично я в течение месяца могу открыть в Петербурге большую часть заговора, в том числе типографию. Ведь я имею массу рабочих, с которыми совещается революционная интеллигенция. Я обязуюсь каждый день являться в жандармское управление, но не в полицию, и заранее уславливаюсь, что содержание лучше получать каждый день.
Себя вполне предоставляю в распоряжение верховной власти и каждому ее решению покорюсь с благоговением».
Спасти от виселицы Рысакова, известного всему миру цареубийцу, бросившего бомбу в императора, жандармы при всем своем влиянии, не могли, но обещали, и допросив его чуть ли не в день казни. Чтобы Рысаков был разговорчивее и ничего не забыл, ему сказали писать прошение о помиловании Александру III, и он пожалеет цареубийцу. За три дня до казни Рысаков писал царю: «
Чем больше Александр III узнавал о деятельности «Народной воли», имеющей типографию, динамитную мастерскую, паспортную службу, группы во всех губернских городах и связи во всех слоях и сословиях империи, тем больше пугался. Во второй половине марта 1881 года император ночью, под колоссальной охраной умчался в Гатчину, любимый дворец Петра III и Павла I. В Гатчинском дворце были созданы одиннадцать внутренних и двадцать наружных постов охраны, на которых круглые сутки находились более сотни солдат и офицеров лейб-гвардии Кирасирского полка. Особый полуэскадрон из семидесяти конных гвардейцев под началом четырех офицеров выставлял круглосуточно два постоянных поста и высылал разъезды. В Гатчине и во дворце было множество жандармов и полицейских, в помощь кирасирам в конце марта прибыли казаки, ночью по Гатчине постоянно двигались патрули. Вся Россия и Европа считали, что Александр III боится великого Исполнительного Комитета, а Карл Маркс даже заявил, что русский царь – содержащийся в Гатчине военнопленный революции. Александр III приказал казнить захваченных народовольцев и не тянуть с судом. Защитить его от Исполнительного Комитета могли только рвы, башни, стены Гатчинского дворца, набитого жандармами и полицией. Во всяком случае, Александр III на это очень надеялся.
Михайлов, Желябов, Перовская, Кибальчич, Исаев, Ширяев, Колодкевич, Баранников, все схваченные члены Исполнительного Комитета держались в казематах Петропавловской крепости спокойно и мужественно, используюя допросы для того, чтобы вести пропаганду и агитацию среди подданных Российской империи, которых «Народная воля» мечтала сделать гражданами. Софья Перовская подробно давала показания о целях и действиях своей партии, которые никак не могли навести жандармов и полицию на чей-либо след:
«Мы стремились улучшить жизнь народа, поднять уровень его нравственного и умственного развития и видели первый шаг к этому в пробуждении в нем общественной жизни и сознания своих гражданских прав. Ради этого мы стали селиться в народе для пропаганды, для пробуждения его умственного сознания. На это правительство ответило страшными репрессиями, рядом мер, делавших почти невозможность деятельности в народе. Правительство само заставило партию обратить главное внимание на наши политические формы, как на главное препятствие народного развития.
Партия придерживается социалистического учения. Она долго колебалась, прежде чем перейти к политической борьбе и первые шаги по этому пути встречали сильное порицание со стороны большинства партии, как отступление от социализма. Но ряд виселиц и других мер, показывавший необходимость сильного отпора правительству, заставил партию решительно перейти на путь борьбы с правительством,
