назвать своего приемника или регента, если нового императора тоже взорвут. Новый император сначала обиделся, потом испугался, потом согласился. Каждый день в Зимнем дворце тянулся как год, правящая династия была в страхе и панике, высшие сановники и чиновники оцепенели, обыватели находились в растерянности и тревоге. Казалось, страна ждала – что дальше сделает великий, грозный и ужасный Исполнительный Комитет «Народной Воли»? Европейские газеты писали: «В России родилась проблема террора, где беспощадное подавление мирного народнического движения заставило революционеров обращаться к крайним средствам борьбы». Террор как средство борьбы с властью был рожден не в России и задолго до России, но в 1881 году внимание Европы было приковано к империи, занимавшей одну шестую часть суши планеты Земля. Европейские специалисты активно обсуждали то, что народовольцы осознанно занялись разрушением системы политического деспотизма, того, что во всей Европе было сделано давным-давно и без чего невозможно дальнейшее развитие государства.

Александр III боялся выезжать из Аничкова дворца. Полиция установила вокруг Петербурга заставы, на которых проверяла все грузы, телеги, возки, людей, и делала это необыкновенно долго и в своих интересах. В столице империи тут же начались перебои с продовольствием. Все подданные, приезжавшие в Петербург, разъезжались по своим делам и гостиницам только в сопровождении городовых. Со всех частей столицы жандармы набрали выборных людей, которые должны были советовать полиции, как ловить революционеров-подпольщиков в городе. Их тут же окрестили «бараньим парламентом». Исполнительный Комитет готовил требования к новому императору и это была очень сложная задача. Вера Фигнер, которую с содроганием Александр III называл только «эта ужасная женщина», позднее писала о значении в истории России взрыва царя:

«Его значение было громадное. 1 марта прервало двадцатишестилетнее царствование императора, который открыл для России новую эру, поставив ее на путь общечеловеческого развития. После векового застоя он дал ей громадный толчок вперед реформами – крестьянской, земской и судебной. Первая и величайшая из этих реформ – крестьянская – уже в самом начале в экономическом отношении не удовлетворяла требования лучших представителей общества. Через пятнадцать лет со времени ее осуществления журналистика и литература открыто провозгласила ее проведенною под давлением местного сословия, компромиссом, не улучшившим положения сельского сословия. Экономисты показали полное расстройство крестьянской экономики, назвали положение нашего крестьянства подобным безысходному состоянию французского сельского сословия перед революцией 1789 года и грозили России теми же бедствиями, которые разразились во Франции в конце XVIII столения. Правительство подтвердило и засвидетельствовало разорение народных масс.

Другие преобразования под усилившимся влиянием противников реформ и реакции, проявившейся в самом императоре, были урезаны и искажены разными дополнениями, изъятиями, разъяснениями. Постепенно общественные силы и правительственная власть пошли врозь, общество потеряло всякое влияние на ход управления, на государственную жизнь.

Неудовлетворенность части общества разразилась в шестидесятых годах общими волнениями студенчества и выразилась процессами над Н. Чернышевским, М. Михайловым, Д. Каракозовым, нечаевцами. Эти выражения недовольства вместе с волнениями, вызванными польским восстанием, стали сигналом к обострению реакции, сторонники которой воспользовались ими как нельзя лучше, к началу 70-х годов разрыв между правительством и обществом был уже полный. С этих пор бунт части подданных против порядка управления, поддерживаемого государем, сделался почти хроническим. Но каждое проявление того бунта влекло еще более тягчайший гнет, который, в свою очередь, вел к более острому отпору. В конце семидесятых годов вся внутренняя жизнь России, вся ее внутренняя политика обратилась в борьбу с крамолой. Появились генерал-губернаторства, военные суды, государственная охрана и немилосердные казни, но, вместе с тем, появилась эпидемия цареубийств. В то время как государственная власть выставила все свои чрезвычайные средства для борьбы со злом, ни четыре сотни тысяч войск, ни толпа сотрудников охранки и шпионов, ни золото царской казны – ничто не уберегло повелителя восьмидесяти миллионов, и он пал от руки революционера.

Смысл 1 марта заключается именно в том, что это был финал двадцатилетней борьбы между правительством и обществом. Двадцать лет преследований, жестокостей и стеснений, имевших ввиду меньшинство, но обременявших всех, и в результате появился Рысаков со словами: «Посмотрим еще, все ли благополучно!» Убийство императора случилось на фоне общей уверенности, что покушение произойдет. При этом все общество было разделено на два лагеря, из которых один опасался, а другой с нетерпением ожидал этого события. Такое положение было беспримерно в летописях народов и могло заставить задуматься философа, моралиста и политика. Бомба Исполнительного Комитета, потрясшая всю Россию, поставила ей вопрос: где выход из ненормального положения вещей, где его причины, и что же будет дальше, если в жизнь не будет внесено ничего нового? Мы думали, что доказали двадцатилетней борьбой несостоятельность и бесплодность правительства устранить недовольство, если не императору, то России. Мы думали, что свободно выраженное общественное мнение предложило бы для прекращения внутренней междоусобицы уничтожение самой причины этого недовольства, заключавшейся в общем стеснении, отстранении образованного класса от влияния на жизнь народа и государства, в отсутствии какого бы то ни было поприща для деятельности, не преследующей цели грабежа и личной наживы. В случае продолжения прежнего режима правительство выставило бы неизбежность повторения 1 марта более трагическим путем. Грандиозность события 1 марта способствовала уяснению в общественном сознании поставленных ребром государственных проблем.

1 марта взволновало весь мир крестьянства, спрашивавшего: кто убил царя и за что? Умерщвление императора и его мотивы глубоко волновали крестьянский ум и заставляли его усиленно работать. Союз революционной борьбы с народом являлся перспективой, открытой 1 марта.

Это событие имело громадную важность для партии. В глазах сторонников оно вознесло Комитет на небывалую высоту. «Приди и владей нами» было единодушным возгласом, обращенным к нему. Единственно, о чем можно было пожалеть, так о том, что жатва обильна, а жнецов мало.

1 марта было торжеством идеи организации вообще. Никаких сил одной личности или отдельного кружка не хватило бы на ведение и довершение двухлетней борьбы с ее замечательными эпизодами иконцом – борьбы, в которой на одной стороне были все преимущества власти и материальной силы, а на другой – только энергия и организация. Необходимость организации в борьбе с правительством, как единственного условия возможности победы – вот что провозгласило 1 марта. Эта мысль сделалась общим достоянием среды, из которой выходили члены партии.

Говорили, что 1 марта не вызвало народного восстания и не заставило правительство ничего в корне изменить в экономическом и политическом строе России, ни сделать уступок требованием недовольных. Партия никогда и нигде не указывала на цареубийство как на средство непременно произвести народное восстание. Его ожидания исходили из незнания дел организации, еще слишком молодой для осуществления подобных попыток. Недовольными были те люди, которые привыкли жать, где не сеяли. Восстание было делом будущего, требовавшим много трудов.

Партия ждала уступок, послаблений, прекращения реакции, воли, свободы, которая бы сделала существование сносным и мирную деятельность возможной. В этом она ошибалась, что было весьма печально и худо, худо для народа и для общества, для имущих классов и для бюрократии, для всего государства и для его главы. Это было худо потому, что влекло в будущем новые катастрофы, новые политические и социальные смуты. В свое время это будущее должно было сказать свое слово.

Приемы борьбы правительства с революционной партией вносили в общество деморализацию. Как всякая борьба, стоящая не на почве идей, а на почве силы, она сопровождалась насилием. А насилие, совершается ли оно над мыслью, над действием или над человеческой жизнью, никогда не способствует смягчению нравов. Оно вызывает ожесточение, развивает зверские инстинкты, возбуждает дурные порывы и побуждает к вероломству. Гуманность и великодушие с ним не совместимы. В этом смысле правительство и партия, вступившие в рукопашный бой, конкурировали в развращении окружающей среды. С одной стороны, партия провозглашала, что все средства хороши в борьбе с противником, что здесь цель оправдывает средства. Вместе с тем, она создавала культ динамита и револьвера и ореол террориста. Убийство и эшафот приобретал пленительную силу над умами молодежи. Чем слабее она была нервами, а окружающая жизнь тяжелее, тем больше революционный террор приводил ее в экзальтацию. Когда жить приходится мало, так что результаты идейной работы могут быть еще не заметны, у деятеля является