Нелл тихо прикрыла за собой дверь оранжереи. Лакей перестал следить за ней после того, как увидел, что она пошла в гостиную к леди Нарборо. Та тут же попросила мисс Латам передать садовнику, чтобы тот украсил дом не только тепличными цветами, но и вечнозелеными растениями.

На досуге она размышляла о веточке розмарина, которая так потрясла лорда Нарборо. В чем же дело? Шелковую веревку истолковать нетрудно, на шелковой веревке вешали представителей знати. Хотя зачем кому-то мучить графа Нарборо и напоминать о гибели ее отца? Загадка!

И зачем она не к месту вспомнила Офелию, ведь сразу увидела по их лицам: что-то не так! А теперь Маркус, несомненно, обвинит ее в чем-то еще.

— Уотсон!

А вот и он. Нелл забилась в угол, за массивную статую рыцаря, когда Маркус остановил лакея посреди коридора.

— Да, милорд?

— Утром его светлости передали письмо. Оно пришло не по почте?

— Совершенно верно, милорд. Его принес юный Фрэнсис, сын Поттера.

— Молодой егерь? Выясните, пожалуйста, кто дан ему письмо.

— Я уже все выяснил, милорд. По словам Поттера, сегодня утром письмо вручил ему какой-то человек — и дал за услугу мелкую монету.

— Незнакомый человек?

— Да, милорд. Расспросить его поподробнее?

— Будьте так любезны. И пусть опишет того человека. — Нелл осторожно выбралась из своего укрытия и застыла на месте, когда Маркус спросил: — Мисс Латам сегодня встала рано? Может, вышла погулять до завтрака?

— Вы считаете, она могла видеть, как передавали письмо, милорд?

Нелл с горечью подумала: Уотсон прекрасно вымуштрован и не задает очевидного вопроса: почему бы Маркусу не выяснить все у самой мисс Латам?

— Насколько мне известно, мисс Латам до завтрака не покидала своей комнаты, после того как поднялась к себе вчера вечером, но я наведу справки.

Она дождалась, пока дворецкий уйдет и, не давая себе времени подумать, вышла из своего укрытия.

— Маркус!

Он круто развернулся к ней; когда она, не подумав, обратилась к нему, на лбу у него появилась привычная складка.

— Неужели вы так и не перестанете хмуриться?

К ее удивлению, он рассмеялся и сразу показался ей совершенно очаровательным — к тому же словно сбросил несколько лет.

— Нелл, мне хватает поводов для забот.

— Вашему отцу снова плохо? Из-за розмарина, да?

— Да. Но, как ни странно, он, похоже, оживился.

— Милорд… — Уотсон деликатно кашлянул. — Я расспросил молодого Поттера — он сейчас как раз бездельничает на кухне. Человека, который передал ему письмо, он не знает, но, судя по платью, речи и поведению, принял его за конюха. По словам Поттера, он низкорослый и жилистый, а волосы рыжие.

— Спасибо, Уотсон. — Маркус взял Нелл под локоть и подвел ее к ближайшей двери. — Значит, письмо передал не ваш смуглый незнакомец.

— Может, его подручный? — Нелл присела на край высокого дубового сундука; ноги ее не доставали до пола. Садиться в глубокое, мягкое кресло она опасалась, а стоять не хотела. — Милорд… Маркус. Как убедить вас, что мне об этом ничего не известно?

Кое-что ей, конечно, было известно. Она знала, что прошлое семьи Карлоу отмечено темным пятном. Лорд Нарборо дружил с ее отцом — и, возможно, в какой-то степени повинен в его смерти и в судьбе всех Уордейлов. Не случайно посыльной выбрали именно ее. Если она откроет Маркусу, кто она такая, он, возможно, сумеет разгадать загадку — и, скорее всего, решит, что она намеренно покушалась на жизнь его отца!

— Я всего лишь модистка, — продолжала Нелл. — Не знаю, в чем тут дело. Если бы я могла вам помочь, я бы помогла. — Она незаметно скрестила пальцы за спиной. Все зависит от того, что откроется из отцовских писем! Лорд Нарборо просто не сумел помочь ее отцу — или сыграл более зловещую роль в судьбе друга? — Отпустите меня домой! — воскликнула она. Маркус смотрел в окно, сунув руки в карманы бриджей. Ей показалось, что он ее не слышит. — Я не могу долго здесь оставаться. Мне надо зарабатывать себе на жизнь.

— Отпустить вас домой — в вашу мансарду? — Он круто развернулся к ней. — Позволить и дальше зарабатывать жалкие крохи, пока пальцы у вас еще ловкие, а зрение — острое… А что потом? Нелл, что с вами будет через десять… через двадцать лет?

— Ничего, как-нибудь проживу. Тысячи женщин живут так, как я. — Нелл старалась не слушать внутренний голос, который не давал ей спать по ночам, нашептывая о неизбежной нищете и одиночестве.

— У вас есть другой выход, — заметил Маркус.

— Какой? Пойти в услужение?

— Вы привлекательная женщина. Если бы вы чуть-чуть пополнели, вас можно было бы назвать красавицей, — хрипло продолжал он.

Она посмотрела на него, и у нее заныло внизу живота.

— Вы предлагаете мне торговать своим телом? — возмутилась она.

— Найти себе покровителя.

Нелл заставила себя посмотреть ему прямо в глаза.

— Вы предлагаете мне стать вашей… любовницей, милорд?

— Может быть. — Он подошел ближе; сейчас его ноги почти касались ее колен. Нелл вцепилась обеими руками в сундук.

Маркус Карлоу обладает силой и властью. Он будет защищать ее — до тех пор, пока она будет оставаться его любовницей. Он не станет жалеть на нее деньги; если она проявит благоразумие, ей кое-что удастся отложить на черный день. Он красив… Да, потому-то она и готова ему отдаться… Готова торговать своим телом, отдаться на милость мужчины… и погубить себя.

Как она устала от одиночества, от ежедневной, ежечасной борьбы за существование! Как устала жить на грани нищеты…

— Почему именно я? — спросила она. — Кажется, вы говорили, что у вас уже есть любовница.

— Еще нет. — Маркус подошел еще ближе. — Хотелось бы мне самому понять, почему именно вы! Я не доверяю вам, но в ваших глазах вижу страх, а не хитрость. Вы не в моем вкусе — я люблю женщин в теле, — вы никак не пытаетесь меня соблазнить. И все же, когда я поцеловал вас, вы так вспыхнули, что я едва не сгорел!

Сердце у Нелл готово было выскочить из груди. Он подошел еще ближе, раздвинул ее ноги коленом… И вот он уже прижимается к ней, и она чувствует идущий от него жар!

— Нелл, в вас есть чистота, — прошептал он, нежно гладя ее по щеке.

Она прильнула к нему, все больше загораясь от его близости.

Чистота. Он считает меня девственницей. Так нельзя… Я должна ему сказать!

— Маркус…

Он приподнял ее подбородок и смотрел ей в глаза.

— Я должна сказать… Я не девственница.

Он долго стоял без движения, потом отвернулся. Ей вдруг стало холодно.