приехала Мари в госпиталь, а уже все готово.
Начинается печальное шествие. Хирург и Мари запираются в темной комнате, где работающие приборы окружены таинственным световым ореолом. Приносят носилки за носилками со страждущими человеческими телами. Мари регулирует аппарат, наведенный на израненную часть тела, чтобы получить четкое изображение. Вырисовываются очертания костей и органов, между ними появляется какой-то темный предмет: пуля, осколок снаряда.
Ассистент записывает наблюдения врача. Мари снимает копию с изображения на экране или делает снимок, которым хирург будет руководствоваться при извлечении осколка. Бывают даже случаи, что операция производится тут же «под рентгеном», и тогда хирург сам видит на рентгеновском экране. как в ране движется его пинцет, обходя кость, чтобы достать засевший осколок.
Десять раненых, пятьдесят, сто… Проходят часы, а иногда и дни. Все время, пока есть пациенты, Мари живет в темной комнате. Прежде чем покинуть госпиталь, она обдумывает, как можно оборудовать в нем стационарную рентгеновскую установку. Наконец, упаковав оборудование, она занимает место в волшебном фургоне и возвращается в Париж.
Вскоре госпиталь увидит ее снова. Она взбудоражила всех и вся, чтобы раздобыть аппарат, и приезжает установить его. Ее сопровождает лаборант, найденный неизвестно где и неведомо как обученный. В дальнейшем госпиталь, оснащенный рентгеновской установкой, обойдется и без ее помощи.
Кроме двадцати автомобилей Мари оборудовала таким образом двести рентгеновских кабинетов. Более миллиона раненых прошли через эти двести двадцать стационарных и передвижных установок, созданных и оборудованных трудами мадам Кюри.
Ей помогают не только ее знания и мужество: Мари в высшей степени одарена способностью выходить из затруднительных положений, она в совершенстве владеет тем замечательным методом, который в войну окрестили системой «выверта». Нет ни одного свободного шофера? Она садится за руль своего «рено» и с грехом пополам ведет его по разбитым дорогам. Можно видеть, как в стужу она изо всех сил вертит рукоятку, заводя заупрямившийся мотор. Можно видеть, как она нажимает на домкрат, чтобы переменить шину, или же, сосредоточенно нахмурив брови, осторожными движениями ученого чистит засорившийся карбюратор. А если надо перевезти приборы поездом? Она сама грузит их в багажный вагон. По прибытии на место назначения она же все сгружает, распаковывает, следит, чтобы ничего не потерялось.
Равнодушная к комфорту, Мари не требует ни особого внимания к себе, ни привилегий. Вряд ли какая- нибудь другая знаменитая женщина причиняла бы так мало беспокойства. Она забывает о завтраке и обеде, спит, где придется – в комнатушке медицинской сестры или же, как это было в гугстедском госпитале, под открытым небом, в походной палатке.
Студентка, когда-то мужественно переносившая холод в мансарде, легко превратилась в солдата мировой войны.
Мари – Полю Ланжевену, 1 января 1915 года:
Ирен и Ева теперь живут почти как дочери солдата. Мать берет «увольнительную» лишь тогда, когда почечные колики приковывают ее на несколько дней к постели. Если Мари дома, значит она больна. Если Мари здорова – она в Сюиппе, в Реймсе, в Кале, в Поперинге, в одном из трехсот – четырехсот французских или бельгийских госпиталей, в которых она перебывала за время военных действий. Странные эти волнующие адреса, куда Ева посылает письма, сообщая матери о своих успехах по истории или сочинению.
«Мадам Кюри, Отель Благородной Розы, Фурне».
«Мадам Кюри, подсобный госпиталь 11, Мюрвилар, Верхний Рейн».
«Мадам Кюри, госпиталь 112…»
Почтовые открытки, нацарапанные наспех самой мадам Кюри на остановках, приносят в Париж лаконичные вести.
20 января 1915 года:
В тот же день:
24 января 1915 года:
Май 1915 года:
В один апрельский вечер 1915 года Мари, вернувшись домой, была несколько бледнее обычного и не такая оживленная, как всегда. Не отвечая на тревожные вопросы близких, она заперлась у себя в комнате. Она была не в духе. Не в духе потому, что на обратном пути из форжского госпиталя шофер резко крутанул