заведение — «Лунный свет». Но музыкальный автомат там постоянно ломается, а в зале духота, толкотня и пьяные драки.
— Не слишком-то подходящая для романтического знакомства обстановка! — вздохнул Винни, трогая автомобиль с места. — Что ж, в таком случае отвезу вас домой.
— Разве для того, чтобы завязалось знакомство, нужны особые условия? — возразила Норин. — По- моему, достаточно звездного ночного неба, музыки теплого ветра в листве деревьев... — Она осеклась и покраснела.
— Да вы, оказывается, романтик, Норин! Живете мечтами!
— Как и большинство женщин. Приходится утешаться мечтами, если рядом с тобой нет мужчины, способного напомнить о реальности.
Винни промолчал, словно бы не зная, как лучше ответить. Норин уставилась в окно, стараясь не замечать легкого волнения, вызванного запахом его одеколона. Подставив лицо прохладному ветерку, она покосилась на своего спутника. Почему он так будоражит ее? Отчего она теряет покой, когда он рядом?
— Должно быть, еще тот был субъект, — сказал Винни, въехав на дорожку перед ее домом и заглушив мотор.
— Кто? — вздрогнула Норин, выйдя из оцепенения.
Винни отстегнул ремень безопасности и повернулся к ней лицом.
— Ваш бывший супруг.
— А что вам известно о Джесси? — вспыхнула она, лихорадочно прикидывая, каких сплетен о похождениях ее любвеобильного мужа мог наслушаться Винни. В свое время она слишком поздно узнала, что весь Риджвью давно уже в курсе его похождений. Это потрясло ее сильнее, чем сам факт супружеской неверности. — Кажется, вы склонны верить слухам.
— Нет. Даже его имя я узнал только сейчас — от вас. Мне просто подумалось, что лишь законченный болван мог упустить такую женщину, как вы. — Винни наклонился и добавил, сверкнув глазами в полумраке: — Может быть, пригласите меня на чашечку кофе и поведаете, что он был за человек и как отбил у вас охоту заводить новые романы?
Норин сжалась, пронзенная желанием крикнуть, что она не хочет приглашать его к себе, впускать в свое жизненное пространство.
— Чего вы боитесь, Норин? — тихо спросил он. — Утратить над собой контроль, если я войду в ваш дом? Не совладать с чувствами?
Она уловила дразнящие нотки в его вкрадчивом голосе и усмехнулась: нет, он точно неисправим!
— Хорошо. Заходите. Обещаю, что не наброшусь на вас, пока мы будем пить кофе.
Они вышли из машины, Норин отперла входную дверь и вошла в дом, спиной ощущая идущего за ней Винни.
— Учтите, я, в отличие от вас, за себя не ручаюсь!
Бархатный тон, которым это было сказано, пробудил в ней странное предчувствие. По спине у Норин пробежали мурашки.
Обернувшись, она окинула его невозмутимым, как ей хотелось верить, взглядом и сказала:
— Пойду сварю кофе.
Не дожидаясь ответа, Норин удалилась на кухню.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Винни пытался понять, что он делает в этом доме, наедине с Норин. Ведь поначалу он и не собирался ее искать, а хотел выпить пивка в забегаловке под названием «Лунный свет» и пораньше завалиться спать.
Но по дороге он почему-то заехал на парковочную площадку у ресторана дядюшки Эдди и потом еще с четверть часа сидел в машине, прежде чем решился заглянуть в пиццерию.
Пока Норин хлопотала на кухне, Винни оглядывал гостиную. Чистая и аккуратно убранная комната, однако, не была безжизненной, как музей. Коробочки с дисками видеоигр стояли в беспорядке на полках, в них явно кто-то рылся, выискивая любимую игру; иллюстрированные журналы, разбросанные по деревянному кофейному столику, закрывали красивый цветочный орнамент в его центре. Винни рассеянно взял с трюмо флакончик лака для ногтей и усмехнулся, прочитав на этикетке название: «Чувственно- розовый».
— Вам помочь? — крикнул он Норин.
— Спасибо, нет! Отдыхайте, чувствуйте себя как дома! — отозвалась из кухни она.
Как дома... Это строение, несомненно, служило его обитателям домом — убежищем, крепостью, кровом. Когда-то и у Винни был свой дом, и в нем тоже звучал смех и кипела жизнь, источником которой являлась любовь. У него вдруг защемило сердце от тоски по утраченному и от желания вновь обрести былой уют.
Он встряхнул головой, отрешаясь от ненужных эмоций: путешествовать надо налегке и обходиться малым, чтобы нечего было терять.
— Все готово, — сказала Норин, входя в гостиную.
Она поставила поднос на столик и, заметив легкий беспорядок в комнате, поморщилась:
— Ради Бога, извините! Я не ждала гостей.
— Все нормально, Норин, — присаживаясь на диван, сказал Винни. — Я как раз думал о том, какой уютный, обжитой вид у этой гостиной.
— А вы, оказывается, дипломат! — Она разлила кофе по чашкам и тоже села на край дивана, словно готовясь в любой момент вскочить с него.
Винни отхлебнул из чашечки и шутливо воскликнул:
— Расслабьтесь, Норин! Я обещаю предупредить вас, если почувствую, что теряю над собой контроль.
Стыдливый румянец на ее щеках просто умилял его, как, впрочем, и все остальное в этой очаровательной женщине.
— Так вы расскажете мне о своем бывшем муженьке или лучше положиться на местных сплетников?
Норин нахмурилась, в ее глазах промелькнула боль.
— Мне совершенно не хочется портить такой замечательный вечер малоприятными воспоминаниями!
Винни понимающе кивнул, жалея, что наступил ей на больную мозоль. Ему хотелось бы видеть в ее глазах не грусть, а искорки смеха. Желая смягчить возникшую напряженность, он сказал:
— Большинству женщин интересны мои рассказы о службе пожарных, но вам, по-моему, и так все известно.
— Более того, — улыбнулась Норин, — я не сомневаюсь, что вы многое преувеличиваете.
— Да, — признался Винни. — Бессовестно вру.
Наградой за прямоту послужил ее мелодичный смех. Винни ощутил приятную теплоту и добавил в кофе сливок.
— Но меня, дочь вашего начальника, вам не удастся одурачить! — шутливо погрозила ему пальцем Норин и уже серьезно добавила: — Вчера вы сказали, что выросли вместе с тремя сестрами. Я вам завидую! Мне всегда хотелось иметь сестру или брата. Это такое счастье!
— Да, порой — счастье, но чаще — пытка, — благодушно пробурчал Винни, поудобнее располагаясь на диване.
Он улыбнулся, вспомнив детские и юношеские годы. Конечно, старшие сестры нередко бранили и дразнили младшего брата, но все четверо всегда жили дружно. До тех пор, пока на Винни не навалилось горе, вынудившее его отдалиться, ради сохранения рассудка, от родственников. Он тяжело вздохнул и промолвил, как бы подытоживая свои размышления: