исхода этой операции, – говорилось в ней. – Каждый моряк должен целиком отдать себя выполнению порученной задачи». Это обращение очень напоминает то, что выпущено от имени адмирала Того перед битвой в Японском море. Как вспоминал административный офицер Ватанабе, идея пришла в голову начальнику штаба Угаки, пока он сидел в туалете; Угаки настаивал, что его предшественник уже сказал все, что возможно в таких случаях.

Тут же на мачте флагмана ударной группы подняли сигнальный флаг «DG». Он имел тот же смысл, что и флаг «Z», который развевался на «Микасе» тридцать шесть лет назад, а послание вице-адмирала Нагумо было совершенно идентично тому, которое прозвучало в битве в Японском море: «От этого сражения зависит будущее империи. Все моряки обязаны сделать все возможное».

Нагумо окончил Морскую академию на четыре года позже Ямамото. Первоначально у него, специалиста по торпедам, было мало опыта в области авиации. В этой связи, возможно, от него ждали слишком многого, когда его, командующего 1-м воздушным флотом, назначили командиром ударной группы для налета на Гавайи. Будучи начальником отдела в морском генеральном штабе, он часто конфликтовал с Инуэ Сигейоси по поводу пересмотра приказов морского штаба. Как мы видели ранее, он называл Инуэ дураком и как-то угрожал пропороть ему живот ножом. Однако весь этот шум оказался бравадой, – Нагумо по натуре был весьма слаб.

Всего лишь в апреле этого года его поставили на должность командующего 1-м воздушным флотом; а через каких-то восемь месяцев он оказался вовлеченным в Гавайскую операцию с возложением на него невероятной ответственности. Из-за охватившего его напряжения он просыпался по ночам и часто вызывал подчиненных в свою каюту еще до рассвета, чтобы узнать их мнение о каком-нибудь пустяке, который его в данный момент занимал.

Одним из пострадавших от нервозности Нагумо стал Фучида, которого посреди ночи разбудил вестовой – главнокомандующий хочет его видеть. Как только он вошел в едва освещенную каюту, Нагумо в состоянии крайней тревоги сообщил ему, что похоже, что эсминец в хвосте колонны преследует американская субмарина. Что, по его мнению, следует делать?

– Если это правда, – раздраженно объяснял потом Фучида, – ему следовало принять соответствующие меры. Можно понять, если бы он стал советоваться с начальником штаба, но для главнокомандующего вызывать командира эскадрильи и спрашивать его о таких вещах просто глупо…

Как рассказывает начальник штаба Кусака в своей книге «Объединенный флот», Нагумо сказал ему:

– Как вы думаете, Кусака, правильно я сделал, согласившись взяться за эту работу? Мне бы тут же встать и отказаться. Ну а так я здесь, но черт его знает, сумею ли справиться. Как вы думаете?

Это уже потом Нагумо стал самоуверенным; а в описываемый период все еще, по рассказам, шел в бой с неохотой и опаской, как тот, кто «идет по пятам за тигром».

Тем не менее в ночь на 7 декабря Нагумо и другие офицеры ударной группы обрели то особое состояние спокойствия, которое часто предшествует великим предприятиям. Небо было облачным, дул сильный северо-восточный ветер. Пока флот двигался на юг при свете луны, изредка выглядывавшей сквозь облака, авианосцы повернули на пятнадцать градусов. Каждый раз, когда полетная палуба кренилась, шины самолетов с полными баками и превышенной бомбовой нагрузкой вздувались, готовые лопнуть. На одной из бомб, уже погруженной в самолет, кто-то написал мелом: «Первая бомба в войне с Америкой».

Последние разведданные, поступившие из Токио, содержали следующие новости: «„Утах“ и авиаматка гидросамолетов вечером пятого вошли в гавань. Корабли на якоре на шестое число: девять линкоров, три легких крейсера, три посыльных судна морской авиации и семнадцать эсминцев. В доке четыре легких крейсера и два эсминца. Все тяжелые крейсеры и авианосцы вне базы. Во флоте не заметно признаков ничего необычного. Сегодня, 7 декабря, по телефонной связи с японским резидентом в Оаху между 13.30 и 14.00 подтверждено, что все идет как всегда, затемнения нет. Императорский генеральный штаб, морской отдел убеждены, что операция будет успешной». Последнее предложение добавил Томиока Садатоси – чтобы поднять дух офицеров и матросов в самый канун войны.

8 декабря в 12.40 (японское время) первая атакующая группа заняла позиции на «Акаги». В течение всего времени плавания ударная группа жила по токийскому времени, не переводя часов, и постепенно дневная жизнь экипажей оказалась расфазированной. Поэтому по часам была все еще глубокая ночь, когда экипажи позавтракали красным рисом с окасиратсуки (морской карп, приготовленный с головой и хвостом) и с умиротворяющим чувством завершенности вышли на палубу.

В водах к северу от Гавайских островов близился рассвет, когда поступил приказ на взлет всем самолетам – пропеллеры завертелись в унисон. Приказ пришел в 1.30. Шесть авианосцев встали против ветра. Как только регулировщики взлета взмахнули своими зелеными лампами, первый самолет на каждом авианосце сбросил тормозные кольца и оторвался от полетной палубы, оставляя за собой струю пламени, которая сбивала с ног уставших механиков.

Первым покинул «Акаги» «зеро», пилотируемый командиром первой волны Итайей Сигеру. Все самолеты были так перегружены при взлете, что, покидая полетную палубу, заметно устремлялись вниз, будто собирались нырнуть в море перед тем, как взмыть в небо. Остававшиеся на кораблях провожали их взглядами – машут кепками, на глазах слезы. Первая атакующая волна, состоявшая из 183 самолетов (шесть из 189 не смогли взлететь из-за аварий или поломок двигателей), взлетела с шести авианосцев в течение 15 минут. На хвосте у ведущего – самолета Фучиды – отличительные желтые и красные отметки. Через тридцать минут после взлета и после того, как 183 самолета выключили свои габаритные огни, на востоке появилось огромное солнце. Самолеты летели к Пёрл-Харбору, который где-то в двухстах милях отсюда.

После интенсивных тренировок, которые с лета проводились в заливе Кагосима, у Фучиды осталось немного забот в отношении технической готовности его команды. Что его больше беспокоило, так это время атаки: дело в том, что первая бомба должна быть сброшена ровно в 3.30, через тридцать минут после того, как японский ультиматум вручен американскому правительству в Вашингтоне. Первым над Пёрл-Харбором появился морской самолет-разведчик с «Чикумы», крейсера, посланного впереди ударной группы. Примерно через полтора часа после взлета, пока Фучида вглядывался в поисках первых признаков острова Оаху, его радист принял доклад разведчика с «Чикумы».

Перечисляя корабли на якоре в Пёрл-Харборе и их расположение, он также передал детали о погоде: «Направление ветра 80°, скорость 43 фута, облачность 70 процентов, высота облаков 5500 футов». Вскоре после этого через разрывы в облаках Фучида увидел прямо под собой длинную линию волнорезов – Кахуку-Пойнт на северной оконечности Оаху – и сделал правый поворот.

Одна из наиболее важных обязанностей командира атакующей группы – сделать выбор: предпринять внезапную атаку или вести фронтальное наступление. Если противник все еще ничего не подозревает и внезапная атака возможна, первыми вниз ринутся торпедоносцы до высоты тридцать футов и выпустят торпеды на стоящий на якоре американский флот. Если враг уже приготовился и ждет их, так что необходима фронтальная атака, – пикирующие бомбардировщики капитана 2-го ранга Такахаси выйдут вперед и выведут из строя авиацию противника на земле и зенитные батареи, перед тем как в дело вступят другие части ударной группы.

При фронтальной атаке дым от бомбежки закроет корабли на рейде, усложняя условия для действий торпедоносцев и горизонтальных бомбардировщиков. Поэтому предпочтительнее внезапная атака, – если она вообще возможна.

Фучида должен был подать сигнал выстрелом из пистолета «верей»: один выстрел означает внезапную атаку, два – фронтальное нападение. Пока он летел, возглавляя всю группу, к западному побережью острова, он поручил через переговорную трубу своему пилоту лейтенанту Мацузаки, сидевшему на переднем сиденье:

– Мацузаки, внимательно следи за небом над Пёрл-Харбором слева – могут появиться истребители противника.

Над Пёрл-Харбором небо ясное, гавань покрыта легкой дымкой – мирное воскресное утро. Фучида в бинокль рассматривал картину с высоты более трех тысяч метров, но увидел лишь мачты вначале одного, затем другого, третьего американского боевого корабля; нигде ни на судах, ни на берегу незаметно никаких признаков тревоги. Фучида улыбнулся: все – внезапная атака! Взял в правую руку пистолет, поднял над