– Ничего себе. Эти ребята свое дело знают.

– Джи-Джи, а ты их видел? Я хочу сказать – по-настоящему?

Он ответил не сразу – казалось, взвешивал, что можно и чего нельзя говорить.

– Да, видел. Потому-то я и потащил тебя из машины домой. Это они мне приказали. И еще велели держать рот на замке, если станешь задавать вопросы. А посмотрев, что они тут понатворили, хер я буду им возражать.

На полпути к дому Джорджа мне-малышу было новое откровение.

– Хочу тебе кое-что сказать. Боюсь, ты будешь не в восторге.

Я как раз думал, что будет, если брызнуть пришельцу в физиономию (физиономии) перечным спреем. Над нашими головами пролетела и исчезла птица. Чирик-чирик – и нет ее.

– Ни фига себе! Ты видел, что случилось с птицей?

– Видел, не слепой. Слушай, я вроде как торчу от Паулины.

Молчание. Идем дальше.

– Ты слышал?

Молчание.

– Ну же, скажи что-нибудь.

Я ткнул в его сторону пальцем;

– Чем больше знаешь, тем больше помалкиваешь.

– Здорово звучит, – присвистнул он. – Сам придумал?

– Нет, Джи-Джи, я это вычитал в книжке. Настанет время, и ты поймешь: книжки – это классная вещь, а разыгрывать из себя крутого глупо. Можешь мне не верить, но ты откажешься от одного ради другого. И сэкономишь кучу времени.

– Скажи еще что-нибудь вроде этого. Ну, цитату какую-нибудь.

Он говорил совершенно серьезно. В глазах любопытство и просительное выражение.

– Ну, вот одна, сейчас в самый раз: «Я иду искать великое 'быть может'»[102]. Предсмертные слова знаменитого писателя.

Он шел, засунув руки в карманы, и не отставал от меня, хотя и прихрамывал,

– Что-то вроде, мол, никто не знает, что такое смерть, но я собираюсь это выяснить?

– Или я умираю и мне ничего другого не остается, кроме как попытаться выяснить, что же это такое.

– Ну да, я это и хотел сказать.

– Здесь направо.

– Не могу поверить, что вы с Джорджем Дейлмвудом дружки. Он же был чокнутый, псих!

– А ты был маленький гаденыш, садист тупоголовый. Почему ты ни о чем меня не спрашиваешь, Джи- Джи? Я – твое будущее, а ты даже не попытался узнать, как я живу. Почему? Тебе не интересно? Или ты до такой степени лишен любопытства?

Настал его черед отмалчиваться. Мы продолжали идти. Он дважды поднимал взгляд на мое лицо, но долго ничего не говорил.

– Они мне сказали кое-что. А тебе велели не говорить, чтобы это не повлияло на твои действия. Но я все равно скажу.

– Говори. Что это?

– Они сказали, когда это все закончится, если выйдет, как они задумали, я вернусь в мое время и обо всем позабуду. Я, наверно, стану жить своей жизнью, той самой, какой жил ты, а потом и кончу… как ты.– На лице у него появилось несчастное выражение.

– И тебе это не нравится?

– Застрять в Крейнс-Вью? Жениться на Магде Островой? Я рассчитывал на большее.

– Обзавестись белыми коврами с пушистым ворсом в холостяцком гнездышке в Лос-Анджелесе? Будет тебе больше. Для начала ты отправишься во Вьетнам…

– Нет уж, спасибо, – поморщился он.

– Помалкивай и слушай про свою жизнь, тем более что все равно ты потом это забудешь. После Вьетнама ты попутешествуешь по белу свету. Ну а после поступишь в крутой колледж в Миннесоте.

– Миннесота?! Ты рехнулся! Да там зимой больше ста градусов мороза!

– Ш-ш-ш! Именно там ты повстречаешь свою первую жену, красавицу, которая станет продюсером в Голливуде и заработает кучу денег. Изрядный кусок этого пирога перепадет тебе за идею довольно посредственного телешоу, которое будет пользоваться большим успехом. Ты вкусишь лос-анджелесской жизни, но она тебя испортит. Когда ты почувствуешь, что сыт ею по горло, вернешься сюда и впервые в жизни изведаешь настоящее счастье. Совсем неплохая биография. Так что не беспокойся, впереди у тебя много чего интересного, уж поверь.

– Это там не твоя собака?