беднягу.

— Пусть радуется, что я не сломал ему шею! Что он просил вас помнить? Что он вам наговорил?

— Мсье Рошенкур выразил опасения относительно моего будущего. По-видимому, он считает, что я вышла замуж за грубого варвара, который разве что меня не бьет. Представить не могу, с чего бы у него сложилось такое впечатление! А вы, милорд? — медово-сладким голосом спросила Медлин.

— Наглый дурак! И за руку он вас держал тоже, чтобы выразить опасения?

— Я первая протянула ему руку.

В глазах Анатоля полыхнуло опасное пламя. Он шагнул к Медлин — и на миг стал похож на Сентледжского Дракона.

Медлин, однако, не дрогнула, хотя подбородком почти уперлась в его могучую грудь. Подняв голову, она с презрением посмотрела в глаза мужа.

— Мсье Ив был расстроен, а я проявила обычное человеческое участие. В том, что он пожал мне руку, нет ничего предосудительного, и у вас не было причины бросаться на него, точно ревнивому любовнику.

Анатоль побагровел, но, к ее удивлению, даже не пытался возражать.

— Мне казалось, мадам, что я ясно выразил свое желание, — процедил он. — Вы не должны встречаться с моим двоюродным братом Романом.

— Но мне нанес визит не Роман, а мсье Рошенкур!

— Один черт! Этот французский болван — Романов прихвостень, и я не хочу видеть его в своем доме.

— Тогда вам следовало быть дома и самому отказать ему!

Руки Анатоля непроизвольно дернулись, и Медлин почудилось, что сейчас он схватит ее за плечи и начнет трясти, как тряпичную куклу. Вместо этого он сжал кулаки, отвернулся, и со всего размаху пнул стул, на котором сидел Ив.

— Почему вам захотелось тратить время на болтовню с этим размалеванным глупцом?

— Возможно, мсье Рошенкур слегка глуповат, но в нем есть то, чего вам всегда не хватало. Он джентльмен.

Анатоль отпрянул, словно от удара.

— А может, вам нужно было не общество Рошенкура, а розы и любовная записка Романа? Может, когда я в следующий раз вернусь домой, то увижу, что вы сбежали с моим чертовым кузеном?

У Медлин перехватило дыхание от столь несправедливого обвинения.

— Меня не интересуют ни ваш кузен, ни мсье Рошенкур. Я приняла его, потому… потому…

— Почему?

Медлин проглотила застрявший в горле комок, попыталась сдержаться, но на этот раз чувства пересилили гордость.

— Потому что вы оставили меня одну! — крикнула она. — Исчезли, не сказав ни слова! Мне было одиноко и… тоскливо. Мне просто хотелось чьего-нибудь общества. Я…

Она умолкла, почувствовав, что к глазам подступают слезы. Поморгав, девушка через силу заговорила снова:

— Мне просто был нужен друг. Кто-то, с кем можно поговорить, поделиться… Это все, что мне нужно.

На последнем слове голос ей изменил, а по щекам скатились слезинки.

— Проклятие! — прошептала Медлин, полная отвращения к самой себе, и стала искать носовой платок, который. как всегда в таких случаях, куда-то подевался.

Минуту Анатоль сверлил ее яростным взглядом, а потом сказал:

— Тогда делитесь со мной!

— Что вы сказали? — всхлипнула Медлин, усердно воюя с обильным потоком слез.

— Чем вы там делились с этим французишкой? Поделитесь со мной.

Он огляделся и увидел томик в кожаном переплете.

— Эта книжка? Вы говорили о ней? Медлин протестующе вскрикнула, когда Анатоль схватил книгу — вдруг он просто возьмет и разорвет ее пополам? Она уже шагнула вперед, чтобы спасать свое сокровище, но увидела, что Анатоль открывает томик и с сосредоточенным видом перелистывает страницы.

— Она на французском! Я не могу прочесть этой белиберды!

С диким ругательством он швырнул книгу на ковер и отошел к окну. Медлин, не теряя времени даром, схватила бесценный том и уже хотела укрыться в тиши и безопасности своей спальни. Если только не где- нибудь подальше. Ей вспомнились слова Рошенкура:

«Вы не найдете здесь счастья. Возвращайтесь в свою семью, в Лондон».

Пробираясь к двери, Медлин бросила осторожный взгляд через плечо — вдруг Анатоль ей помешает. Но он стоял у окна и невидяще смотрел вдаль. Плечи его ссутулились, вся поза выражала полное поражение.

Медлин растерянно смотрела на него. Для нее не было открытием, что Анатоль не знает французского, но удивляло, что он вообще взял книгу в руки.

«Он сделал это ради тебя», — прошептало ей сердце.

Невероятно! Анатоль всегда выказывал к ее интересам лишь презрение. Все последнее время…

Медлин нахмурилась, перед ее мысленным взором замелькали картины прошедших дней. Анатоль чинно прогуливается с ней по саду, хотя ненавидит цветы. Анатоль приказывает зажечь камин в библиотеке, хотя сам запретил ей там бывать. Анатоль пьет с ней чай, неловко держа чашечку крупной рукой.

Силы небесные! Неужели это возможно? Неужели он, на собственный грубоватый лад, пытался сделать ей приятное? А она была так глупа и слепа, что не видела этого. Даже прошлая ночь…

Рука Медлин соскользнула с дверной ручки. Отложив книгу, она подошла поближе к Анатолю. Солнечный свет, лившийся в окно, безжалостно вырисовывал каждую складку, каждую морщинку на его усталом жестком лице с ястребиным профилем, обнажая чувствительную и ранимую душу, которая скрывалась за этим гранитным фасадом. Где бы он ни был этой ночью, он не нашел там покоя и отдохновения.

Он смотрел в окно, глубоко погруженный в свои мысли, и Медлин думала, что он не замечает ее присутствия, пока не услышала:

— Простите меня, дорогая. Видно, это безнадежно. Чем нам делиться?

Еще минуту назад Медлин согласилась бы с ним. Но не теперь.

Она встала у окна рядом с мужем. Их локти почти соприкасались.

— Я могу научить вас французскому, — предложила она.

— Боюсь, у меня не хватит на это ума.

— О нет, милорд! Уверена, вы можете научиться всему, чему захотите.

Анатоль смолчал, только бросил на нее полный сомнения взгляд, который проник ей прямо в душу.

— Почему вы их так ненавидите? — спросила она. Он удивленно вскинул брови.

— Романа и его нелепого дружка? Я думал, это понятно без объяснений.

— Нет, я имела в виду книги. Ваш отец, судя по всему, был очень образованным человеком. Наверное, он хотел, чтобы вы читали вместе с ним.

— Единственное, чего хотел от меня отец, — чтобы я держался от него подальше. В библиотеке он искал спасения от мира, в особенности от меня.

Анатоль снова отвернулся от нее к окну, и казалось, что сейчас он опять замкнется в угрюмом молчании. Но на этот раз он, очевидно, был слишком подавлен, чтобы с обычной бдительностью охранять свои воспоминания от чужих ушей.

Устало проведя рукой по глазам, он сказал:

— После смерти матери отец заперся в библиотеке наедине со своим горем. Он почти ни с кем не виделся, даже с членами семьи. Разумеется, за исключением Романа.

— Романа?

— Да. — Губы Анатоля дрогнули в горькой усмешке. — Мои родители обожали Романа, они видели в нем сына, которого хотели бы иметь вместо меня. Красивого, умного, очаровательного. Даже лежа на смертном одре, отец хотел видеть Романа.