Он стоял, скрестив на груди руки, и лицо его отнюдь не выражало радости.
Он сразу заметил, что маленький священник выглядит необычно: с непокрытой головой, растрепанными волосами, а главное — без привычной своей безмятежности. Он взволнованно заговорил:
— Простите за вторжение, милорд. Я не собирался вас тревожить, но кое-что весь день не дает мне покоя… и я не мог заснуть, не посоветовавшись с вами.
— Именно сейчас? Не могли подождать до утра? Черт побери, сегодня моя первая брачная ночь!
— Да, знаю. Именно потому я и испытал такое облегчение, поняв, что вы еще не… — Фитцледж покраснел, — не заняты.
Анатоль мельком глянул на часы. Наверное, Медлин уже легла в постель, и к ее нагому теплому телу прикасаются прохладные простыни…
Мысленно он выругался, послав священника ко всем чертям. Потом безнадежно вздохнул и сказал:
— Ладно, старина. Я могу уделить вам пятнадцать минут, но не больше.
— С глазу на глаз, — попросил священник.
Анатоль велел слугам выйти. Едва за ними закрылась дверь, он усадил Фитцледжа за стол и налил ему вина. Не успел тот пригубить бургундское, как Анатоль нетерпеливо проговорил:
— Ну, так что у вас случилось?
— Надеюсь, что ничего серьезнее глупых старческих страхов, но… — Фитцледж подкрепился глотком вина. — Этим утром в церкви произошло нечто странное.
— Так оно и есть. Я женился.
Священник, однако, не откликнулся на шутку Анатоля. Он смотрел в бокал с вином, и тень раздумья туманила его ясные глаза, словно грозовая туча, наползающая на безоблачное небо. Старик и вправду был очень обеспокоен.
Анатоль присел рядом с ним.
— Расскажите мне, что случилось, — попросил он уже мягче.
Фитцледж отставил бокал, руки его слегка дрожали.
— После того, как вы и ваша жена покинули церковь, я заметил на церковном дворе женщину. На ней был длинный плащ с капюшоном, так что лица ее разглядеть я не мог, видел только, что она рыдала над могильной плитой. Она оставила розу на могиле Тайруса Мортмейна.
Брови Анатоля взлетели вверх. Мортмейн! Этого имени он научился бояться с детства. Заклятые древние враги, подлое и злобное племя, издавна домогавшееся земель, Сентледжей! Кровная вражда между Сентледжами и Мортмейнами длилась не одно столетие и давно стала легендой. Когда это имя слышал дед Анатоля, он неизменно отворачивался и сплевывал на пол.
Анатоль не плюнул, а просто выругался:
— Тайрус Мортмейн! Этот мерзкий ублюдок! Кто может его оплакивать, кроме круглого идиота или… или…
— Или другого Мортмейна, — докончил за него Фитцледж.
Анатоль задумался, но быстро отверг эту неприятную мысль.
— Нет, это невозможно. Все Мортмейны мертвы, а последний из них уничтожен несколько лет назад. Мне рассказывали, что после убийства моего дяди Уатта мой дед преследовал Тайруса, чтобы положить конец его злодеяниям. Он загнал врага в его собственный дом. Вы ведь сами там были в ту ночь, разве нет?
— Да, я хорошо помню эту страшную историю. Чтобы не попасть в руки преследователей и избежать правосудия, Тайрус заперся в доме вместе со всеми слугами и домочадцами и поджег его. Он не пощадил даже жену и дочерей.
— И никто не мог спастись?
— Из такого пекла? — Фитцледж содрогнулся. — Нет. Удалось вытащить только самого Тайруса — живым, но сильно обгоревшим. Он прожил еще ровно столько, чтобы успеть раскаяться, и умолял меня похоронить его на церковном дворе. Ваш дед сильно разгневался, узнав, что я исполнил эту просьбу, но разве мог я отказать умирающему?
Фитцледж вздохнул.
— Я справил самую простую поминальную службу, на которую никто не пришел. Кем же могло быть несчастное создание, плакавшее на могиле Тайруса? Через столько лет… Когда я приблизился, женщина исчезла так быстро, что я испугался. Мне пришло в голову, что это… дух.
— Вряд ли, Фитцледж. Дядя Адриан всегда говорил, что в Мортмейнах есть только одна хорошая черта: уж если они умирают, то насовсем.
— Тогда кто это мог быть?
— Не знаю. — Анатоль откинулся на спинку стула, потирая онемевшее плечо. Наследие Сентледжей мучило его все эти годы, но, по крайней мере, от одной пытки он был избавлен. От Мортмейнов. Если они войдут в его жизнь, она превратится в сущий ад. — Женщина могла быть кем угодно, — пробормотал он. — Нищая цыганка или полоумная деревенская девка, которая по безграмотности перепутала могилы…
Анатоль помолчал и неохотно добавил:
— Но для вашего спокойствия, Фитцледж, я займусь этим делом.
— Благодарю вас, милорд. Для меня будет большим облегчением, если вы сделаете это как можно скорее.
Надеюсь, не сию минуту, — сухо сказал Анатоль.
— Ах, нет. Например, завтра. — Фитцледж улыбнулся, обычная безмятежность духа постепенно возвращалась к нему. — Простите меня, милорд, за то, что так надолго оторвал вас от юной жены.
— Да, я уже давно приказал ей подняться в спальню.
Фитцледж так и подскочил на стуле, возмущенно округлив глаза.
— При… приказали?
— Да.
— Как служанке?
Ощутив явное неодобрение священника, Анатоль надменно выпрямился.
— Я привык приказывать и не собираюсь менять своих привычек ради жены.
— Но, милорд, когда человек женится, кое-что в его жизни должно меняться!
— Например?
— Например, порядки в доме. Я был очень огорчен, узнав, что кузина и горничная Медлин покинули ее.
— Моей вины тут нет. Можно подумать, я с ружьем в руках выгнал из дома этих глупых гусынь!
— Конечно! Зачем тебе ружье? — пробормотал Фитцледж себе под нос, потом продолжал вслух: — Но вы должны понимать, что теперь, когда у вас появилась жена, вам потребуются новые слуги.
— У меня достаточно слуг.
— Я имею в виду женскую прислугу.
— Нет! Меня вынудили жениться, но я не позволю, чтобы мой дом наводнили своры болтливых сплетниц.
— Но Медлин не может жить в доме, где нет ни единой женщины!
— Отчего бы и нет? Я ведь живу так уже много лет и не испытываю никаких неудобств. — Анатоль безнадежно махнул рукой, понимая, насколько неубедительны его возражения. — Ладно, так и быть! Наймите деревенскую девушку, если вам, конечно, удастся найти такую, которая согласится служить в замке Ледж. Пусть она заменит Медлин сбежавшую горничную. И довольно!
Он встал, бросил нетерпеливый взгляд на дверь.
— Что-нибудь еще?
— Боюсь, что да, милорд. Вам следует научиться понимать женщин. Они совсем не похожи на мужчин.
— Не поздновато ли учить меня этому, Фитцледж? — усмехнулся Анатоль. — Надо было заговорить об этом, когда мне исполнилось тринадцать.
— Тринадцать?! — Священник был явно потрясен. — Вы хотите сказать, что еще в тринадцать лет впервые… — Он замялся. — Впрочем, неважно. Не хочу этого знать. — Фитцледж вскинул руку, словно защищаясь от ненужного ответа. — Я только хочу довести до вашего сведения, милорд, что, когда мужчина