Когда Дебар на следующее утро прощался с ним, он сказал:

— Передайте Мак-Таггарту, что я отправлюсь в Лакбэн послезавтра утром.

А когда Дебар ушел, он обратился к Нипизе:

— Ты останешься дома, моя дорогая. Я не возьму тебя с собою в Лакбэн. Мне сдается, что фактор вовсе не отправляется в поездку, а просто врет и что он тотчас же заболеет, как я к нему явлюсь. Но если хочешь идти туда и ты…

Нипиза выпрямилась, как тростник, по которому пробежал легкий ветерок.

— Нет! — воскликнула она так решительно, что Пьеро улыбнулся и стал потирать себе руки.

Таким образом случилось так, что на следующий же день после ухода Дебара Пьеро отправился к Мак-Таггарту в Лакбэн, а Нипиза стояла у дверей и махала ему платком все время, пока он не скрылся из виду совсем.

В это же самое утро Буш Мак-Таггарт поднялся с постели, когда было еще совсем темно. Всю ночь он никак не мог заснуть. Он вертел в руках злополучную фотографию Нипизы, то и дело смотрел на нее при свете лампы, и это еще более подливало в нем масла в огонь. Все силы его натуры ушли в эту охватившую его великую страсть, и он только и думал о ней и придумывал способы, как бы ее удовлетворить.

Он уже перестал думать о преступлении — об убийстве Пьеро, и ему стало казаться, что он придумал новый, гораздо более лучший способ. Нипиза уже не ускользнет от него. Теперь, когда ее отец будет гостить в Лакбэне, он отправится к ней в хижину на Сером Омуте, и она одна будет не в силах что-нибудь с ним поделать. А затем…

Он засмеялся и в экстазе стал потирать себе руки. Да, после того, что там произойдет, Нипиза уже сама попросится в жены к фактору из Лакбэна. Она не захочет, чтобы все, кто ее знает, считали ее безнравственной. Нет! Она последует за ним добровольно.

Он позавтракал еще до рассвета и тотчас же, пока было еще темно, отправился в путь. Он нарочно взял путь прямо на север, а не на юго-запад, чтобы по его следам Пьеро не догадался о его намерениях. Мак-Таггарт решил, что он вовсе не должен знать и даже некогда не должен догадаться ни о чем, и потому отправился к Серому Омуту кружным путем. Разочарования быть не могло. Для этого не было данных. Он был уверен, что Нипиза не последует за своим отцом в Лакбэн.

А Нипиза не ожидала никаких опасностей. Были минуты, когда самая мысль о том, что она будет одна, даже была ей приятна; это случалось, когда ей хотелось о чем-нибудь помечтать наедине или представить себе воочию что-нибудь такое, что она скрывала даже от отца. В такие минуты она одевалась в свое новое красное платье и старалась сделать себе такую же прическу, какая была изображена на рисунках в журнале, присылавшемся Пьеро два раза в год через Нельсон-Хауз. На следующий же день после ухода Пьеро она вырядилась именно так, но на этот раз распустила себе волосы и сделала себе на лбу кудряшки и перевязала их поперек головы широкой красной лентой. Она долго не могла сладить с этой прической, так как сегодня имела перед собой удивительный образец. Около ее зеркальца был приколот к стене лист из модного журнала, и на нем была изображена красивенькая мордочка, вся в кудряшках. Под ней была надпись: «Мэри Пикфорд». И по этой-то картинке из забравшегося сюда из залитой солнцем Калифорнии, за целые пять тысяч миль к северу, журнала Нипиза и старалась, оттопырив губки и нахмурив лоб, постигнуть тайну прически «маленькой Мэри».

Она гляделась в зеркало, когда вдруг неожиданно отворилась позади нее дверь и в нее вошел сам Буш Мак-Таггарт. Она никак не могла сладить со своими волосами, и щеки у нее пылали.

Нипиза сидела к двери спиной, когда в избушку вошел фактор из Лакбэна, удивилась, но в первые две-три секунды не обернулась. Она подумала, что это вернулся с дороги Пьеро; но пока она соображала это, до нее уже донесся лай Бари, и она тотчас же вскочила на ноги и посмотрела на дверь.

Мак-Таггарт не вошел, не приготовившись заранее. Он оставил свое ружье, ранец и тяжелую шубу на дворе. Он стоял в двери и, увидев Нипизу в ее красном платье и в пышной прическе, так и обомлел от очарования. Судьба или случай опять посмеялись над Нипизой. Если бы в душе Буша Мак-Таггарта тлела хотя бы малейшая искра личной порядочности или даже милосердия, то и тогда бы она окончательно загасла перед тем, что он увидел. В своих грязных предвкушениях он и без того старался окружить образ Нипизы таким сиянием, на какое только было способно его воспаленное воображение. Но он даже и не представлял себе, что бы она могла быть такою, какою стояла перед ним теперь, с широко открытыми от страха глазами и с ярким румянцем даже теперь, когда смотрела на него с таким испугом. Их глаза встретились в немом молчании с обеих сторон, ужасном для девушки. В словах надобности не представлялось. Она поняла его и без того. С быстротою молнии перед ней предстала вся роковая тайна, зачем именно он сюда пришел.

Это была ловушка, а Пьеро, как на грех, не было дома.

Она вздохнула так, что стон вырвался у нее из груди. Губы ее зашевелились.

— Мосье!.. — попробовала она сказать.

Но это оказалось одним только усилием. Она едва владела собой.

Она отчетливо услышала, как железная щеколда звякнула на двери. Мак-Таггарт выступил на шаг вперед.

Это был только единственный его шаг. На полу, точно изваяние, лежал Бари. Он не шевелился. Он не проронил ни малейшего звука, если не считать того первого, предостерегавшего лая, когда Мак-Таггарт только что вошел. А затем он быстро и неожиданно вскочил, ощетинив на всем теле шерсть, и загородил собою Нипизу, и так заворчал, что Мак-Таггарт невольно отступил назад к запертой двери. Одного слова Нипизы было бы достаточно в этот момент, чтобы он бросился на фактора. Но она упустила этот момент и громко вскрикнула. Рука и мозг человека оказались действовавшими быстрее, чем понимание животного, и как только пес бросился на Мак-Таггарта, чтобы схватить его за горло, раздался оглушительный выстрел прямо на глазах у Нипизы. Бари повалился, как бревно, и покатился вдоль бревенчатой стены. Тело его даже не билось, даже не было предсмертных судорог. Мак-Таггарт нервно засмеялся и стал прятать револьвер обратно в кобуру. Он знал, что только выстрел в голову мог повлечь за собою такой результат.

Нипиза прижалась спиной к противоположной стене и замерла. Мак-Таггарт мог слышать, как она дышала. Он придвинулся к ней на полшага.

— Нипиза, — сказал он, — я хочу, чтобы вы были моей женой.

Она не ответила. Он увидел, что силы ее уже оставляли. Она приложила руку к горлу. Он выступил еще на два шага вперед и остановился. Он никогда еще не видел таких глаз, даже тогда, когда смотрел на страдания других женщин, никогда еще ему не доводилось быть свидетелем такого смертного ужаса, каким светились ее глаза. Да, это был настоящий ужас! Это было нечто даже большее, чем ужас, потому что сдержало его. Он снова сказал:

— Я хочу, чтобы вы принадлежали мне, Нипиза. Здесь, сейчас же, вот сию минуту, чтобы завтра утром вы уже отправились со мною в Нельсон-Хауз и оттуда в Лакбэн уже навсегда.

Последнее слово он произнес с особым нажимом.

— Навсегда, — повторил он. — Не так, как это было с Мари. Ее уже нет. Она отправлена к своим родным.

Он не собирался церемониться. Наоборот, настойчивость и решительность вспыхнули в нем с новой силой, когда он увидел, что ее тело стало сползать со стены к полу. Она была бессильна. Она была в его власти вполне. Зачем тратить попусту время на слова? В особенности теперь, когда он так определенно дал ей понять, что она будет принадлежать ему навсегда. Ведь скрыться ей от него все равно некуда. Пьеро ушел. Бари убит. Они одни, и дверь заперта.

Ему пришло на ум, что ни одно живое существо не смогло бы так быстро увернуться от него, когда он протянул к ней руки, чтобы ее ухватить, как она. Не издав ни малейшего звука, она проскочила под одной из его протянутых рук. Он со своей стороны сделал резкое движение и схватил ее за волосы. Она вырвалась,