услышал вдруг какой-то стук и, отворив дверь, увидел перед собою мрачного и решительного Прова Акациева.
— Что вам угодно?
— Потрудитесь впустить меня для производства обыска. На основании агентурных сведений…
— А предписание вы имеете? — лукаво спросил Нарымский.
Акациев тяжело застонал, схватился за голову и с криком тоски и печали бросился вон из комнаты.
Часа через два, перед рассветом, стучался в окно и кричал:
— Имейте в виду, что я видел у вас книги. Если они предосудительного содержания и вы не заявили о хранении их начальству — виновные подвергаются…
Нарымский сладко спал.
Однажды, купаясь в теплом, дремавшем от зноя море, Нарымский отплыл так далеко, что ослабел и стал тонуть.
Чувствуя в ногах предательские судороги, он собрал последние силы и инстинктивно закричал. В ту же минуту он увидел, как вечно торчавшая за утесом и следившая за Нарымским фигура поспешно выскочила и, бросившись в море, быстро поплыла к утопающему.
Нарымский очнулся на песчаном берегу. Голова его лежала на коленях Прова Акациева, который заботливой рукой растирал грудь и руки утопленника.
— Вы… живы? — с тревогой спросил Пров, наклоняясь к нему.
— Жив. — Теплое чувство благодарности и жалости шевельнулось в душе Нарымского. — Скажите… Вот вы рисковали из-за меня жизнью… Спасли меня… Вероятно, я все-таки дорог вам, а?
Пров Акациев вздохнул, обвел ввалившимися глазами беспредельный морской горизонт, охваченный пламенем красного заката, — и, просто, без рисовки, ответил:
— Конечно, дороги. По возвращении в Россию вам придется заплатить около ста десяти тысяч штрафов или сидеть около полутораста лет.
И, помолчав, добавил искренним тоном:
— Дай вам бог здоровья, долголетия и богатства.
Визит
Октябрист приблизился к швейцару и, кланяясь, вежливо сказал:
— Здравствуйте, ваше благородие! Христос Воскресе!
Польщенный швейцар улыбнулся.
— Ну, какое там благородие: далеко мне.
— Не скажете. Жена, детки — здоровы?
— Сынишка кашляет.
— Что вы говорите! Это ужасно.
— Да… А жена уехала в Вытегру.
— Что вы говорите!? Прекрасный город Вытегра. Я слышал, что ваша супруга предостойнейшая женщина… Сами ли вы в добром здоровьи?
— Что это ты, брать, чудной какой? Уж не Октябрист ли?
Октябрист стыдливо потупился и прошептал:
— Октябрист.
— Ага! Так, так… Ты начальство почитай. А уж мы тебя не забудем… Хе-хе!
Швейцар дружески потрепал улыбающегося Октябриста по животу и спросил:
— Доложить?
— Да-с, господин управляющий.
Через минуту Октябрист входил в приемную его превосходительства…
Маленькая злая собачонка, лежавшая на диване, заворчала, бросилась на вошедшего и укусила его за ногу.
Октябрист улыбнулся и, прищелкивая пальцами, стал звать собачонку:
— Цып-цып-цып!..
— Ах, извините пожалуйста! Она вам порвала брюки..
— Христос Воскресе, ваше пр-во-с. Ниче-го-с… Они только пошутили, собачки ваши. Насчет же брюк, то в рассуждении вентиляции это даже полезно…
— Но у вас из ноги каплет кровь!
— По совести говоря, ваше пр-во, я бы их, собачоночку эту, еще благодарить должен-с. Сложения я, знаете, апоплексического, а они мне бесплатное кровопускание сделали. Хе-с, хе-с!..
Сели. Октябрист посмотрел в окно и сказал:
— Какая прекрасная погода!
— Что вы! Погода скверная…
— Вы знаете, ваше пр-во, я еще с утра, когда встал, то говорю жене: «Знаешь, Липочка, погода будет неважная». И, действительно, — погода оказалась скверная!
Октябрист подумал немного и решил сказать хозяину что-нибудь самое приятное.
— Прекрасная у вас собачка! Рублей сто стоить?
— Что вы! Жена ее за пять рублей щенком купила. Ах, да! Не хотите ли вы закусить? Пожалуйте к столу.
Проходя к столу, Октябрист задержался около висевшей на стене картины и похвалил ее.
— Прекрасный морской вид. Вообще, Рембрандт в этом отношении не имеет соперников.
— Какой же это Рембрандт? Это Судковский.
— Но, ваше пр-во, Рембрандт тоже был хорошим художником. Хотя Судковский, конечно…
Октябрист потрогал рукой раму, погладил полотно и значительно сказал:
— Тысяч пятнадцать!
— Триста рублей! Пожалуйте… Вам прикажете налить чего-нибудь?
— Ах, что вы! В рот не беру!.. Я так рассуждаю: разве может человек, любящий родину, отравлять себя алкоголем?!
Но сейчас же, вспомнив о казенной продаже водки, гость сконфузился и покраснел…
— Конечно, те, кто занимается физическим трудом должны ее пить, потому что, как это говорится: mens sana in Квисисана… Но напряженный умственный труд, ваше пр-во, требует трезвости.
— А вот я, грешный человек, люблю выпить рюмку — другую.
— Совершенно правильно, ваше пр-во. Я еще читал где-то, что алкоголь в небольших дозах возбуждает энергию и деятельность. А я, в сущности, не пью из-за, извините, печени.
Вошел слуга и доложил, что хозяина вызывают к телефону.
— Извините. Одну минуту.
Оставшись один, Октябрист поправил галстук и строго посмотрел на лежавшую у его ног собачку.
— У-у, дрянь этакая! Чтоб ты лопнула!
Собачонка посмотрела на него равнодушным взглядом.
— Только жаль, что визжать будешь… А то бы я тебе такого пинка дал, что ты к стене отлетишь. Пошла вон!! Черти тебя задери…
Он наклонился и сильно дернул собачонку за ухо.
— Гррр — громко зарычала она.
— Ну, ну… Собаценоцка! Цто ты, цто ты? Ну, кто нас, обидел, кто… Мы нервненькие, правда?
Октябрист прислушался, дрожащей рукой налил себе рюмку рябиновой и, боязливо поглядев на собаку, выпил. Потом взял рукой кусок семги и поспешно засунул ее в рот, торопясь прожевать.
— А вот и я. Позвольте предложить вам чего-нибудь скушать.
