Анисим подошел к Грише, снял гриб, разломил и понюхал его.
– Похлебка будет отменная! – мечтательно сказал Анисим.
Гриша тоже сдернул с сухого сучка гриб и раскусил.
– Настоящий, папань.
– Белка ненастоящий заготавливать не станет. – Анисим снимал и укладывал в шапку грибы. Вдруг перед глазами Гриши словно чиркнули по стволу дерева спичкой, мелькнул красный хвост.
– Папань, давай ружье скорее! Шустрая такая белка, папань, красная…
– Огневка, – определил Анисим. – Значит, из сосновых лесов. – Не снимая ружья, Анисим походил вокруг дерева, зверька не увидел. – Так, говоришь, красная? – переспросил Анисим.
– Красная, папань, я такой отродясь не видел…
– По окраске зверька любой охотник скажет, в каком лесу он обитает.
– Разве бывает красный лес? – воззрился Гриша на отца. – Рябины краснеют и то, когда морозом ожгнет. Ну березы еще, и то не все.
– На Байкале есть красный лес. Особая порода сосны. Красивое дерево что снаружи, что изнутри, от комля до самой макушки ствол светится, словно солнцем облит. И сучьев на таком стволе нет, на самой макушке кисточка. И внутри дерево медово, а кора красная. Посмотришь – словно накалилась тайга. В таком лесу и живет белка-огневка.
Гриша повертел головой.
– Да не смотри, эта белка пришлая. В лиственничном лесу серебристый зверек обитает.
– Но тут же кедрач с лиственницами, – возразил Гриша. – Тогда какой здесь зверек?
– Серебристый. В чистых кедрачах – темно-бурый окрас с сединой, и хвост длинный – веером. Если зверек накроется хвостом, как одеялом, то и кончика носа не увидишь. Вот в ельниках совсем зверек темней, под стать лесу, по спинке у него ось с пепельным отливом. Байкальского ни с каким другим зверьком, Григорий, не перепутаешь, хоть белку, хоть соболя, по высокой головке меха сразу видно, откуда зверек.
– Была бы собака… – обшарив глазами деревья, укорил кого-то Гриша, – не упустили бы белку.
– Гавкать и мы могем, гав, гав, – подражая щенку, потявкал Анисим.
Ветки на макушке шевельнулись.
– Поднял, папань, верхом белка ушла. Честно, папань…
– Пусть. Не заблудится, – закинул за плечо Анисим ружье.
– Тоже скажешь, белка да заблудится в лесу.
В гору тянуть ношу, пусть не скоро, потихоньку, помаленьку – вытянешь, а вот по крутому спуску сходить – нужна сноровка, да еще какая. Оступился – не юзом, так и кувырком пойдешь. Бывает, охотник в одной стороне окажется, а торбу ищи в другой.
– Ты, папань, вот так, ступом, ступом сходи. Не хватайся за ветки – развернет…
Гриша уже внизу командует.
Он первым увидел в кустарниках голубые лоскутки воды и бегом к ней.
– Папань, вода! Но к берегу не подступиться – кочкарник, мокреть!
– И не надо.
Анисим приметил колодину, подшагнул к ней, поставил ружье, снял вьюк. Тут и костер будет! Он ножом подрезал мох и скатал его в рулон – оголил землю.
Гриша тем временем наломал со стволов отмершие нижние сучья, надергал с березки ветренки – сложил сучья шалашиком на приготовленное место, подсунул под шалашик бересты, чиркнул спичку, хоть и головка отстрелила в березовую ветренку, но все равно огонь высекла. Ярко вспыхнув, огонь увяз, замер, подгрызая веточки внутри шалашика, проглядывая красным глазком. «Ну, ну, милый, – уговаривал ласково Гриша, – не подкачай». И огонек послушался, перестрелил веточку. Сдвоился, строился, набирая силу. И уже, краснея от ярости и нетерпения, сладко прищелкивая, вовсю подъедал сухие ветки. А Гриша побежал с котелком по воду. Вернулся, на дужке его глухо позвякивала большая эмалированная кружка.
– А ботало это зачем? – спросил Анисим. – Тишину тревожить.
– Зверя, что ли? – переспросил Гриша.
– И зверя тоже. Без нужды чего ж трезвонить?
– Папань, горячий ключ из-под скалы бьет. На, пощупай, – подставил Гриша котелок. Анисим обхватил котелок ладонями.
– Теплый. Курорт откроем.
– Курорт? Что это такое? А вот уток на воде тьма.
– Ну, если курорт не знаешь, тогда птичник. Не улетели, что ли?
– Снялись, дали круг и снова упали в ручей.
Анисим пристроил на таган котелок, поправил костер, повернулся к сыну.
– По времени-то утка должна бы сняться, давно ей пора быть дома, в теплых краях.
– Скажешь, папань, тут им дом. В теплых краях они только пережидают здешнюю зиму. А так – где